Этот бессмертный (Желязны) - страница 3

Утро было ясное. Оно начинало третий месяц нашей совместной жизни. Это же был последний день моего пребывания на Косе, а причиной тому послужил раздавшийся предыдущим вечером звонок.

Все по-прежнему оставалось мокрым после ночного дождика, и мы сидели в патио, попивая кофе по-турецки, заедая его апельсинами. День начинал заявлять свои права. Дул порывистый влажный ветер, заставляя нас покрываться мурашками даже под толстыми черными свитерами и унося парок с нашего кофе.

— Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос, — сказала она.

— Да, — согласился я. — Действительно, именно младая и именно с перстами пурпурными.

— Давай наслаждаться наблюдая.

— Да, конечно.

Мы допили кофе и сидели, покуривая.

— Я чувствую себя мерзавцем, — наконец сказал я.

— Понимаю, — сказала она. — Напрасно.

— Ничего не могу с этим поделать. Мне приходится уезжать и покидать тебя, и это ужасно.

— На это может уйти всего несколько недель. Ты сам так сказал. А потом ты вернешься.

— Надеюсь, — проговорил я. — Однако если это дело займет больше времени, то я пошлю за тобой. Не знаю пока, где я вообще буду.

— А кто такой Корт Миштиго?

— Актер и журналист с Веги. Важная персона. Хочет написать о том, что осталось от Земли. И поэтому должен показать ему все это я. Я! Лично! Проклятье!

— Всякий, кто берет десятимесячные отпуска на морские круизы, не может жаловаться на чрезмерную загруженность работой.

— Я могу жаловаться, и пожалуюсь. Моей работе полагается быть синекурой.

— Почему?

— Главным образом потому, что я устроил ее именно такой. Двадцать лет упорного труда, чтобы Управление по делам Художественных произведений, памятников и архивов стало тем, чем оно является теперь. И десять лет назад я довел его до такого состояния, когда мои сотрудники стали способны разобраться почти со всем. Поэтому я отпустил себя на вольные хлеба, велев себе возвращаться иногда подписать бумаги, а в остальное время делать все, что мне заблагорассудится. И теперь вот этот подхалимский жест! — поручить Уполномоченному свозить веганского щелкопера на экскурсию, с которой мог бы справиться любой штатный гид! Веганцы вовсе не боги!

— Минуточку, пожалуйста, — остановила она меня. — Двадцать лет? Десять лет?

Ощущение погружения в трясину.

— Тебе же нет и тридцати.

Я погрузился еще глубже. Подождал. И снова всплыл.

— Э… я, ну, в силу присущей мне скромности как-то никак не собрался упомянуть тебе о разных мелочах… Сколько тебе, собственно, лет, Кассандра?

— Двадцать.

— Угу. Ну… Мне примерно в четыре раза больше.

— Не понимаю.

— Я тоже… Так же как и врачи. Просто, видишь ли, я остановился в развитии где-то между двадцатью и тридцатью годами и остался таким. Полагаю, это своего рода, ну… часть моей особенной мутации, что ли. Это что-нибудь меняет?