– Не беспокойтесь обо мне, Андрюша. – Она легонько дотронулась сухими длинными пальцами до его локтя. – Я теперь уже ничего не боюсь.
– Хорошо, – ободряюще улыбнулся ей Обнорский. – Давайте я запишу ваш телефон в Питере и адрес дачи… Я вам в пятницу вечером обязательно позвоню – для подтверждения, что все в порядке.
Она продиктовала ему телефон и адрес и вдруг спросила, будто вспомнила о чем-то очень важном:
– Ой, Андрюша… А как же мы повезем-то ее из Соснова? На чем? Это же огромная ценность… Страшно…
– На электричке повезем, – пожал плечами Серегин. – Там мы меньше на себя внимания обращать будем. Кому в голову придет, что Рембрандта так вот везут?.. Ничего, проскочим…
– А может быть, лучше сразу милицию вызвать?
– Нет, – жестко ответил Андрей. – Милицию мы на пресс-конференцию пригласим… Чтобы и у них дороги назад не было… Милиция у нас, Ирина Васильевна, теперь настолько всякая и разная… У меня возможности убедиться были…
– Хорошо, хорошо, – закивала Гордеева. – Вам, конечно, виднее… Значит, я буду ждать в пятницу вечером вашего звонка… Я вам верю… Не знаю почему, но я вам очень верю.
– Спасибо. Да… И вот еще что… Вы, когда в Питер вернетесь… вы постарайтесь быть как-то понезаметнее, что ли… Не привлекайте к себе лишнего внимания… Я не думаю, чтобы вас сейчас специально искали, но все-таки… Ладно?
– Ладно, – печально улыбнулась Ирина Васильевна. – Я постараюсь сделать все как надо…
Они поговорили еще минут десять о разных деталях того, что им предстояло сделать через два дня, а потом перерыв закончился и Гордеевой нужно было возвращаться в конференц-зал. Прощаясь, Андрей чуть задержал ее руку в своей:
– Простите, Ирина Васильевна… Дурацкий вопрос… А эта «Эгина»… она что, точно подлинник?
– Да, – без тени сомнения ответила Гордеева. – Это Рембрандт.
– Я вот только одного тогда не понимаю, – пожал плечами Андрей. – Кому же она предназначалась? Кто бы смог ее купить? Зачем нужна вообще была вся эта афера?
– Юра тоже не мог понять этого, – вздохнула женщина. – Он предполагал, что для «Эгины» был покупатель где-то за границей… Михаил Монахов мог его найти… Это ведь у него на квартире Юра… картину… – Она запнулась на мгновение, виновато взглянула на Андрея и продолжила: – Нашел. Потом по каким-то причинам сделка могла расстроиться, а нового покупателя найти было очень трудно… Рембрандта ведь очень тяжело продать незаметно…
Они попрощались, и Андрей пошел к выходу. На него вдруг обрушилась страшная слабость, даже зашатало от усталости.
Выйдя на улицу, он решил ехать к Шварцу домой – бродить по осенней Москве не хотелось, да и сил для этого совсем не было. К тому же Обнорский очень не любил Москву – в этом городе и уклад, и люди, и просто аура очень отличались от того, к чему он привык в Питере. В Москве Андрея всегда раздражал базарно-торговый дух, которым пронизано было все. Он понимал, конечно, что дух этот шел, скорее всего, не от москвичей, а от приезжих. Москвичей-то в столице теперь на улицах редко встретить можно, а вот приезжие – они повсюду устанавливали свои правила и заставляли играть по ним весь город. Даже питерские бандиты казались Серегину более интеллигентными и, если хотите, более шармовыми, чем московские. Хотя, в общем-то, бандит и в Африке бандит…