Гийом не брал их даже в самые трудные времена, намереваясь сохранить эти сокровища для своих детей. Но в эту ночь пришла пора их разделить. При слабом мерцающем свете свечи Тремэн разобрал камни на три равные части, сложил одну часть в замшевый мешочек, убрал остальные и закрыл тайник.
Вернувшись в библиотеку, Гийом положил мешочек с камнями в сафьяновый портфель. Усевшись в большое кресло из черного дерева и слоновой кости, украшенное резными головами слонов, которое некогда принадлежало Жану Валету, он задул свечу и наконец полностью погрузился в свою печаль. Гийом одну за одной считал минуты этой последней для Элизабет ночи в доме «Тринадцать ветров» и ждал утра. Когда засияло солнце, он поднялся к дочери, чтобы сказать ей следующее: если она хочет сохранить шанс быть счастливой, ей нужно уехать.
Гийом боялся сопротивления, отказа, слез. В любом случае он готовился к резкой реакции своей дочери, но ничего подобного не произошло. Он понял, что Элизабет изменилась сильнее, чем он предполагал. Она выслушала отца молча, потом подошла к колыбели, взяла на руки своего сына и нежно прижала его к груди.
— Другого решения нет? — спросила Элизабет.
— Увы, нет! Мы должны считать приезд Франсуа настоящей удачей. Без него...
— Я понимаю... Но если вернется мой муж?
— Для него всегда найдется корабль, чтобы доставить его к тебе. Я обещаю.
Элизабет грустно улыбнулась, на мгновение подняла глаза на отца, и тот увидел, что они полны слез.
— А вы... и все остальные? Вас я увижу?
— В этом ты можешь быть уверена! Никакой тирании не под силу навсегда разлучить нас, Тремэнов!
— Поклянитесь! Поклянитесь, что либо вы приедете ко мне, либо я вернусь к вам!
— Клянусь тебе моей жизнью и твоей жизнью тоже!
Тогда Элизабет с ребенком на руках подошла к отцу и крепко прижалась к нему. Он обнял дочь, и они долго стояли, прильнув друг к другу. Это и было их прощанием...
* * *
Когда карета под эскортом Артура, Адама и Дагэ скрылась за поворотом, Гийом, опираясь одной рукой на трость, а другой — на Потантена, который как будто состарился на десяток лет, вернулся в дом. В вестибюле не было ни души. По его просьбе женщины собрались в кухне вокруг мадемуазель Анн-Мари, чтобы Гийом мог один проводить дочь. Они знали, что ему нужно побыть одному, чтобы легче было мысленно следить за тяжело нагруженной дорожной каретой, которая ехала по знакомой дороге. Разумеется, Элизабет уехала не одна. С ней были Франсуа Ньель и Белина, решившая разделить судьбу молодой женщины.
— Она будет настолько же нуждаться во мне, насколько я нуждаюсь в ней и в малыше, — сказала эта простая женщина, которую слишком долго считали глупышкой.