Сейчас выделили для экипажей жилье. Первой и второй батарее достался флигель, в котором сохранилась даже часть окон и была исправна печь. Вася Манихин, страдавший больше всех от холода, тут же выбрал себе место у печки.
— Хоть отогреемся, — обнимал он обитую жестью круглую голландскую печь. — Надо за дровами идти. Эй, молодежь, собирайся.
Забили фанерой выбитые окна, а сушняк набрали поблизости. Несмотря на войну, сосновый лес был ухожен. Спиленные ветки и засохшие деревья были собраны в аккуратные штабеля.
Пройдя немного поглубже, наткнулись на немецкое кладбище. Десятка три крестов из отполированных брусков, таблички с именами, фамилиями, даты рождения и смерти. Обычно при отступлении немцы сравнивали кладбища с землей, а это оставили.
— Надеются, что вернутся, — сказал Василий Манихин. — А вот хрен им! Поворота не будет.
Валентин Линьков, самый грамотный из всех, читал имена и фамилии. Удивлялся:
— Молодняка сколько! Этому семнадцать лет, этим троим по восемнадцать. Глянь, а того Адольфом зовут. Тезка Гитлера.
— Где тезка? — встрепенулся один из самоходчиков.
Подойдя поближе, несколькими ударами свалил крест, рубанул топором по табличке.
— Адольф сраный… снести этот могильник к чертовой матери!
— Пусть себе лежат, — рассудительно заметил сержант Василий Манихин. — Когда война кончится, матери-отцы приедут. Давайте дрова собирать, нечего ерундой заниматься.
Впрочем, дрова особенно и не понадобились. В сарае обнаружили груду угольных брикетов бурого цвета, которые неплохо горели.
— Сейчас жить можно, — сидел возле гудящей печки Манихин.
Вместе с Николаем Марфиным и механиком Савушкиным они выпили трофейного рома и, покуривая, ждали ужина.
— Жалко, женского пола поблизости нет, — рассуждал Николай Марфин. — Пообщались бы.
— На немецком? — поддел его грамотей Линьков. — Ты же ничего, кроме «Гитлер капут!», не знаешь.
— Договорились бы, — щурился разомлевший от тепла наводчик.
Глущенко и Чистякову, как командирам, экипажи великодушно уступили отдельную комнатку, где имелись две настоящие кровати, стол и кресло.
В соседнем фольварке жили девушки — связистки из роты связи. Коля Марфин, как самый шустрый, поторопился нанести визит, но его бесцеремонно развернула женщина, старшина роты:
— Чего надо, усатый?
— Познакомиться пришел.
— Люди отдыхают, а тебе, видно, делать нечего.
— Нечего, — подтвердил сержант. — Не все же время воевать.
— Иди, иди к себе… успеешь познакомиться.
Но вначале личному составу полка предстояло познакомиться с общей оперативной обстановкой вокруг Берлина, и особенно с участком Зееловских высот.