Для Гвинет, лишенной Хлои, это дни прозябания.
Хлоя едет в Алден повидаться с матерью. Берет с собой Иниго — ему восемь лет. Оливер купил для Гвинет домик неподалеку от «Розы и короны», в котором Гвинет спит по ночам и драит полы в выходной день, и не видно, чтобы сердце ее пылало благодарностью за такую поправку ее житейских обстоятельств.
В это воскресенье Ликоки как раз едут отдыхать в Италию. Трактир, по всей проформе, оставлен на попечение Гвинет — до сих пор это в подобных случаях лишь подразумевалось. «Роза и корона» процветает: двадцать коек для постояльцев, десять ванных, при единственной пожарной лестнице, и ресторан с большим выбором отменных вин, шеф-поваром испанцем и официантками из Португалии. Общий бар исчез, а с ним и доброе недорогое пиво местного производства; над заведением витает дух «Укромного уголка», несколько облагороженный, естественно, за счет псевдовикторианской, в розовых тонах, отделки, которая пришла на смену старой, бордовой.
Гвинет получает четыре фунта в неделю плюс харчи. Пятьсот процентов надбавки к первоначальному заработку, как любит подчеркнуть миссис Ликок. Встает теперь Гвинет в семь утра, укладывается в полночь. Официантки, отданные ей под начало, зарабатывают вдвое больше, но Гвинет вроде бы даже гордится, что ей так мало платят.
— Всего четыре фунта, — произносит Гвинет с почтительным ужасом. — Нынче за такие деньги никто не пойдет работать.
Она всегда рада Хлое и не налюбуется на Иниго, но при этом ее, кажется, очень мало занимает дочкино житье-бытье в Лондоне. Хлое так отчасти проще, но вместе с тем и досадно. Похоже, что, выйдя замуж, она стала для матери чужой.
И немудрено: сошлась с Оливером, забеременела, вышла замуж — все без ведома и тем более благословения матери, а такие поступки вряд ли рассчитаны на укрепление родственных уз. Они скорее свидетельствуют о стремлении эти узы ослабить, продиктованном безотчетной, но разрушительной тягой самоопределиться, какая подчас столь явственно и грозно прослеживается в поступках любящих дочек по отношению к их любящим матерям. Отсюда и отчуждение.
Гвинет все поняла и все простила, но от дочери теперь держится на отдалении.
— Официантки такие распустехи, — жалуется она Хлое. — Никакой выучки. За ними нужен глаз да глаз. — И хотя у нее выходной, не стряпает дома, а ведет Хлою обедать в ресторан, где можно заодно приглядеть, как, что и кому подают, принимают, готовят.