Гвинет оправдывается.
— Я почти не готовлю дома, — говорит она. — Никак не привыкну готовить для себя одной. Сколько труда — а оценить, кроме меня, некому. И вообще, как поем одна, так живот дурит. Не по себе мне от тишины. Пускай гремит посуда, тут гаркнет кто-нибудь, там поскандалят, лишь бы не безобразничали — вот это по мне.
Официант приносит Иниго гору жареной картошки — персональный знак внимания от повара. Мальчику лестно, что его так выделяют, он дарит мать и бабушку широкой улыбкой. Красивый мальчик, ясноглазый. Хлоина любовь к Иниго в этом возрасте горит таким чистым, ярким светом, что жжет ее, пожалуй, больнее, чем жгла когда-нибудь любовь к Оливеру. Хлоя едва притрагивается к ветчине и ананасу. Ей в последнее время редко хочется есть.
Хлоя. Мам, когда бросишь работу, тебе поневоле придется больше бывать дома. Ты уж постарайся привыкнуть.
Гвинет (с содроганием). Я не брошу работу, пока ноги держат.
Хлоя. Какой смысл? Тебе нет больше надобности работать. Тем более если у тебя расширены вены…
Гвинет. Совсем чуть-чуть…
Хлоя. И еще какие-то неполадки…
Гвинет жаловалась, что, несмотря на возраст, у нее бывают время от времени небольшие кровотечения.
Гвинет. Надо не думать о них — тогда пройдет.
Гвинет спрашивает у Хлои про Марджори. Она видела ее фамилию на экране телевизора — правда, мелкими буквами, в конце титра — и очень за нее рада.
Гвинет. Такая способная девочка. Вы все трое были способные, не головки, а золото.
Набравшись храбрости, спрашивает и про Грейс. Сведения о Грейс почти всегда ошеломительны.
Хлоя. Грейс? Судится.
Гвинет. Что ж, тоже занятие — до поры до времени не будет делать глупостей. А как Стэноп? Надо же такую кличку дать ребенку!
Хлоя. Он больше у меня. За ним смотрит женщина, которая мне помогает по хозяйству.
Гвинет. Это к лучшему, что у тебя, хотя и лишняя нагрузка на твои плечи. Какая уж она мать! Бросить такого малыша без присмотра!
Как-то вечером, когда Стэнопу минуло два года, Грейс уходит кутить, а спящего сына запирает в квартире. Он просыпается и в страшном испуге крутит наобум телефонный диск, попадает на международную, его занимают разговором, успокаивают, а тем временем выясняют, с какого номера он звонит, и сообщают о происшествии куда следует.
В три часа утра Грейс является домой, с нею — какой-то нигериец в национальном одеянии, а дома сидят полицейский, представитель Национального общества защиты детей от жестокого обращения, а также работник Министерства здравоохранения и социального обеспечения, из отдела по детским вопросам.
Грейс можно пожалеть. Этот случай получает широкую огласку. Доходит даже до Гвинет в захолустном Алдене.