Без десяти час в «Итальяно» появляется Марджори. На ней все дорогое и кожаное, но от этого в ней прибавилось не обольстительности, а опасения, как бы не испортилась погода. На Хлое, высокой, очень стройной, — пастельных тонов шелковая блузка и замшевые брюки. У нее маленькие руки и ноги, ясное, изящных очертаний лицо и коротко стриженные темные волосы. Она щедро тратит Оливеровы деньги на одежду, постоянно опасаясь, как бы вновь не наступили дни, когда придется ходить в платьях, сшитых из скатертей с дырками от сигарет.
— Ты совсем мальчишка, — говорит Марджори. — Полагаешь, ничего?
У Марджори в руке ярко-зеленая пластиковая сумка из прачечной самообслуживания, набитая влажным бельем.
— И потом, разве можно сидеть за таким столом, — говорит Марджори. — Ты что, с ума сошла? Мы же фактически въехали в мужской туалет.
— Оставь, неважно, — молит Хлоя, но Марджори настаивает, и их спешно пересаживают за столик у окна. Сумку с бельем она засовывает под стул и награждает официанта милой улыбкой; он отвечает ей враждебным взглядом. Они заказывают закуску. Им подают пересушенную фасоль, крутые яйца под магазинным майонезом, сардины из консервной банки и дряблую редиску, красиво разложенную на салатных листьях из ярко-зеленого пластика.
Марджори уписывает за обе щеки. Хлоя с изумлением наблюдает.
— Что ты не прикончишь ее? — спрашивает Марджори, подразумевая Франсуазу. — Хочешь, могу дать таблетки.
— Да я вполне счастлива, Марджори, — говорит Хлоя. — Я не подвержена ревности. Это низменное чувство.
— Кто тебе сказал? Оливер?
— Каждый живет, как умеет, — говорит Хлоя, — и каждый, разумеется, вправе удовлетворять свои потребности, когда и как ему угодно.
— Ага, они, значит, удовлетворяй, а ты нет.
— А у меня их и не так-то много в последнее время.
— Это кто говорит? Оливер.
Но Хлое, когда речь идет о них с Оливером, трудно вспомнить, кто что первым сказал.
— Я очень дурно обошлась с Оливером, — говорит Хлоя. — Если это он мне в отместку, то еще очень по-божески. Можно стерпеть. Только давай оставим эту тему. Чье это белье?
— Патрика.
— Я думала, ты этим больше не занимаешься, — говорит Хлоя.
У Марджори утомленный вид. Лицо усталое, осунулось, непослушные кудряшки торчат во все стороны.
— Кому-то же этим надо заниматься, — говорит она.
— Не обязательно, — говорит Хлоя. — Мог бы держать белье как есть, пока городские власти не отдадут распоряжение о принудительной дезинфекции.
— До этого у Патрика еще не дошло, — говорит Марджори.
— Я, возможно, совсем мальчишка, — говорит Хлоя. — Но не странно ли, что ты, видный продюсер на телевидении, должна таскать в стирку Патриково белье? Ты ему не жена.