В отличие от меня, Рикардо был счастлив жить в состоянии вечной неуверенности в том, когда следует ожидать того или иного события. Его обычный аргумент был таков: поскольку на самом деле никогда нельзя знать наверняка, сколько времени уйдет на выполнение того или иного дела, то бессмысленно даже пытаться это предсказать.
— Да почему ты вообще вечно хочешь знать, когда что случится? – спрашивал он меня. – Это просто невозможно знать!
В конце 1980-х годов мексиканская экономика стала открытой, и это и положило конец «мексиканскому времени» на рабочем месте, но вот отучить от «мексиканского времени» мексиканца на самом деле невозможно.
Рикардо считал составление списков важных задач сущей нелепицей.
— Разумеется, ты добилась бы большего результата, просто выполняя задачи, вместо того чтобы писать о вещах, которые ты только намереваешься сделать, – говорил он.
По выходным мы ходили в гости к родителям Рикардо и его младшим братьям, которые жили все вместе в десяти минутах к югу от нас, в районе, полностью покрытом пористой вулканической породой, оставшейся после извержения вулкана Шитле. У них была крошечная квартирка в скоплении обшарпанных цементных высоток, которые могли бы стать удручающим зрелищем, если бы не располагались на фоне синих гор. Многоквартирный дом, в котором жила семья Рикардо, был выкрашен в темно-красный цвет и имел свой садик с цветущими кактусами и пахучим дурманом, который было видно из окна гостиной.
Перед большим телевизором стоял старый бархатный диван. На стенах висели выцветшие свадебные фотографии, а на передней двери – небольшое распятие. Мать Рикардо, Чавела, была из некогда богатой консервативной католической семьи, но она давно бросила все попытки навязать свою веру мужу, который был непоколебимым атеистом, и равнодушным к религии сыновьям. Она была очень похожа на Рикардо, только полнее и меньше ростом. Она почти всегда носила большие очки в белой оправе и передник в красно-белую клетку и никогда не сидела на одном месте дольше двух минут.
Чавела была младшим ребенком в семье из шести человек. Отец умер, когда она была маленькой, и матери пришлось поднимать детей в одиночку. Поэтому все детство Чавела работала, да и сейчас редко позволяла себе отдых. Она сновала по дому, хлопоча вокруг домочадцев или готовя пироги для продажи на местном ianguis – в качестве прибавки к своей скудной пенсии. Она, вырастившая троих сыновей, уделяла мне особое внимание: ей нравилось, что в доме наконец появилась девочка.
— Вот, ты должна еще поесть, – приговаривала Чавела, подкладывая мне на тарелку тортильи.