Сорвалась так впервые. Наверное, потому, что совсем рядом в кроватке спал крохотный Ильяс, а от валиде прямо-таки волнами исходила опасность.
Пусть старая ведьма бесится сколько хочет, а никакого зла малышу причинить она не сможет. Хорошо еще, хоть Махидевран во дворце нет… Махидевран! Как тогда говорил Сулейман?
– В конце концов, такое решение принял султан. Или вы считаете себя умнее Повелителя правоверных? Считаете, что имеете право указывать ему, как поступать?
Она вовсе не хотела ссориться с матерью Сулеймана. Вообще валиде импонировала ей – в отличие от многих обитательниц гарема, она была по-настоящему умна. И если бы валиде пришла на самом деле поговорить, посоветовать, а не навязать свое мнение – разговор получился бы совсем другим. Но прийти со свитой и на глазах собственных служанок и служанок самой Хюррем, евнухов устроить скандал, не спрашивать, не предлагать, а навязывать свою точку зрения, причем достаточно агрессивно – это был не самый красивый и не самый умный поступок.
Несколько секунд две женщины пристально глядели в глаза друг другу; потом черные глаза опустились.
– Ну, смотри…
Валиде повернулась и вышла, шурша одеждами; следом засеменили ногами служанки.
Дверь захлопнулась.
Гюлесен сжала ее руку.
– Зря ты с ней ссоришься. Ты же знаешь, многие вопросы решает она, не султан. Тебе нужно прямо сейчас идти к Сулейману.
– Он может быть занят.
– Какая разница! Тебе нужно идти и рассказать все самой. Пока валиде не нажаловалась ему. Она-то расскажет так, как считает нужным, а не так, как было на самом деле! Уж можешь не сомневаться.
Она и не сомневалась. Но твердо решила, что к Сулейману не пойдет.
– Если ребенок выживет, тебя все равно отсюда не выгонят.
Что значит – «если выживет»?! Его хотят убить?! Ее крохотку, ее малышульку, ее сыночка с такими удивительно синими глазами?!
Только тогда, когда Гюлесен взвизгнула, Хюррем поняла, что изо всей силы вцепилась в ее ладонь, да еще, похоже, и ногти воткнула.
– Ты что-то знаешь? Говори!
– Что знаю? – испугалась венецианка.
– Его хотят убить? Моего сына? Моего Илюшку?
Руку Гюлесен она так и не выпустила, и девушка со вскриком выдернула свою потную ладошку из горячей руки Хюррем.
– Успокойся! Ты что?! Никто не хочет его убивать! Успокойся!
Почему Гюлесен так говорит? Она тоже в заговоре против ее сына?
– Подумай сама! – Гюлесен уже чуть не плакала. – Кто покусится на сына султана? На тебя – может быть, но не на малыша! Тем более, кроме твоего Ильясика, у Сулеймана только один сын. Любой, кто будет просто заподозрен в том, что хотел отравить малыша, будет немедленно казнен!