После того, как удалось собрать остатки всех рот, поступил приказ занять позиции севернее Кана. Штаб нашего батальона разместился на территории брошенной фабрики. А КП батальона — в наскоро отрытой землянке 2 метра шириной, прикрытой бревнами с довольно тонким слоем насыпанной поверх их земли. На вид вроде надежно, но ни от пуль, ни от осколков уберечься возможности не было. Позиции были выдвинуты примерно на полкилометра, а КП полка находился в тылу на расстоянии километра.
На этой позиции мы пробыли неделю и за это время не видели ни одного американца, ни англичанина. Зато их артогонь тяжелыми снарядами не давал покоя с утра до вечера. Не следует забывать и об авианалетах бомбардировщиков, от разрыва бомб которых земля буквально ходуном ходила. С бревенчатого потолка землянки на нас постоянно сыпался песок. Лежа на полу, мы думали, что одно хорошее прямое попадание, и нам всем конец. Нашего военврача, с которым мы дружили, срочно вызвали в одну из рот. Когда он возвращался, осколком ему перерезало сонную артерию. Мы все молча смотрели, как хлещет кровь, не в силах ничем помочь. На наших глазах военврач скончался от потери крови, мне никогда не забыть его взгляда.
Мне было приказано явиться на КП полка. С тремя солдатами отправляемся туда. Двое — разносчики обеда с термосами за спиной, причем термосы эти по иронии судьбы произведены на заводах Зенкинга в Хильдесхейме. Я там собирал такие. Соблюдая осмотрительность, используя рельеф местности, мы продвигаемся в тыл. Не успели мы пройти и половины пути, как раздались орудийные выстрелы. Я уже по звуку определил, что дело плохо, и скомандовал. «Ложись!» Едва мы успели залечь, как прогремели два взрыва — слева и справа от нас, потом еще два — впереди и позади. Провизжали осколки, от удушливого порохового дыма перехватило дыхание. И тишина. Мы поднялись, к счастью, никого не зацепило, и, отряхнувшись, побрели дальше, ожидая следующих выстрелов.
Мой планшет исполосовало осколками, еще один прошил коробку противогаза и мешок для провизии, а у одного солдата обнаружились две пробоины в термосе, но сами мы были целы и невредимы и благополучно добрались до командного пункта. После доклада полковнику Рауху нас предупредили, что, дескать, бороды в вермахте запрещены, так что неплохо было бы и побриться. На передовой с бритьем было сложно, а вот здесь, на КП, можно было и попытаться привести себя в порядок. А вообще это просто смех — в двух шагах на передовой гибнут люди, а нас заставляют печься о внешнем виде.
Нагруженные почтой и пайками, мы к ночи вернулись на наш батальонный КП. На этот раз пронесло. Я даже получил от родителей бандероль с сигаретами. Потом снова начался артобстрел, и я, наверно, пачки три за ночь выкурил. Так проходили дни, один за другим, то по ротам, то на КП полка, и каждый день кто-то либо погибал, либо был ранен. Но противника в лицо мы не видели».