Речной плес оказался так велик, что не было видно берегов, река сливалась с небом. Там, севернее, начиналась Обская губа, а еще дальше — простиралось Карское море.
— Дух захватывает, — сказал Валерий.
Они сидели в верхнем переднем салоне и через широкие окна видели весь речной простор.
— Как на другой планете, — снова проговорил Валерий. — Нет, не хочу.
— А почему? — заглянула Елена ему в лицо. — Я же с тобой. Что тебе еще надо?
— Всего не перечислить.
Какой женщине понравится, если для любимого человека существует еще что-то важное, кроме нее? Да нет такой женщины. Ищите днем с фонарем по Африке и Австралии, в Европе и Азии, на севере и на юге — не найдете, потому что женщина тем и сильна, что уверена: она, только она, и есть то, что нужно мужчине.
— Перечисляй, я не обижусь, — сказала Елена, невольно хмурясь.
— Не хочу произносить громкие слова.
— А ты попробуй.
— Могилы отцов и дедов, например. Мой народ. Его обычаи. Культура. Друзья, живые и погибшие.
Она положила голову ему на плечо. На них смотрели соседи, но ей было наплевать.
— И мне не надо другой планеты, — вздохнула Елена и вдруг резко выпрямилась. — Погоди! Как ты сказал? «Друзья, живые и погибшие». У тебя есть погибшие друзья?
Он кивнул:
— Одного ты знала. Олега помнишь?
— Конечно. Ты же говорил, что его перевели в другую часть.
— Не хотел тебя расстраивать. Теперь, по прошествии времени, можно сказать. Помянешь добрым словом, ему будет легче.
— Валера, где это было?
— На Кавказе.
— Может, наше счастье, что ты уже не в армии?
— Не хочу об этом.
— Прости, прости. Дура я беспросветная. А много ли возьмешь с дуры.
В ее голосе дрожала слеза. Она замолчала и сидела притихшая, задумчивая, печальная. Ей казалось, Валерий никогда прежде не был таким родным, таким близким. Она благодарила огромное небо и великую реку, что они — а это именно они! — помогли ей понять, помогли разобраться в огромности того чувства, которое она питала к мужу. Она самая счастливая женщина, потому что любит. И если бы в жизни были только эти минуты, она и тогда была бы благодарна судьбе.
Потом Елена не раз будет вспоминать эту поездку и эти разговоры, которые обретут особый смысл и особое значение.
Теплоходик, одолев Обь, с явным облегчением свернул в Полуй. Защищенный от северного ветра крутыми берегами, Полуй был спокоен. Город Салехард начинался с одноэтажных деревянных домишек, потом пошли двухэтажные барачного типа строения. Вдоль берега теснились разномастные катера и небольшие сухогрузы, на рейде стояли большие лихтеры, или, как тут их называли, — самоходки. Пристань выскочила из-за поворота неожиданно. Большой дебаркадер — пестро окрашенный терем на железной барже — был соединен широкими мостками с берегом, и длинная лестница в несколько маршей вела на вершину горы, где стояло вокзальное здание.