— О, Госпди! Эти волны, они к нам идут?
— Похоже.
— Нам же их не одолеть нипочем.
— Нет.
— Так мы утопнем.
— Да.
— Ктооооо…
Миссис О’Каллахан начала читать покаянную молитву.
Оглянувшись, можно было увидеть, что братья и сестры Филомены вытащили откуда-то двадцать три цветных шейных платка, принадлежавших некогда мистеру Уайту, и машут ими гребню надвигающейся волны. А поднявшись на этот гребень, можно было увидеть и причину их поведения.
Таковую составлял почтовый пароход англичан, завершавший под обычным его дымным плюмажем ежедневный вояж из Холихеда в Дублин.
Миссис О’Каллахан замахала ключами.
Мистер Уайт и взглянуть в сторону судна не пожелал:
— Они нас не увидят.
Трудно поверить, но пароход развернулся и, сбавляя ход, направился к ним. И подошел совсем близко. Стоявшие вдоль его поручней люди принялись бросать морестранникам спасательные пояса: опасные, вообще говоря, метательные снаряды, капитан парохода, боявшийся их лишиться, сильно кричал, протестуя. С борта спустили на скрежещущих блоках шлюпку, впервые на памяти не одного поколения покинувшую насиженное место. Матросы, чем-то отдаленно похожие на проводников железной дороги, что для морского рейса в Ирландию даже и странно, судя по всему, удивились, увидев, что она держится на плаву. Крутой борт парохода навис над мореходами и они, поняв, что спасение близко, принялись один за другим падать в обмороки. Пассажиры, сочувствуя страдальцам, также швыряли им всякое — кто веревки, бухты коих удалось отыскать на палубе, кто пожарные ведра. Те же, кто с опозданием вышел из пароходного бара, швыряли бутылки. Многие щелкали фотоаппаратами. Официантки сооружали носилки, наполняли стеклянные банки горячей водой, готовили жидкую кашицу. В признанную пригодной к плаванию спасательную шлюпку, спустилась команда гребцов, которые отвязали ее от шлюп-балки и направили к терпящим бедствие. Мускулистые спасатели ласковыми руками извлекали несчастных из кадок и ванночек и через планшир передавали наверх. А там их уводили, — со свисавшими на грудь головами и лицами, как у покойников, — по палубе, и руки каждого держали на своих плечах двое матросов. Они были спасены и, до некоторой степени, благодарны. Их отпаивали ромом. Даже дождь и тот стал стихать.
Мистера Уайта с его спутниками подняли на борт последними, — он не забыл убедиться, что подняли и Домовуху. Она скакала вокруг него и О’Каллаханов по палубе.
Некоторое время, пока для них выбирали каюту, они простояли, поддерживаемые с каждого боку. Почтовый пароход качало не так сильно, как бочки, а кружить и вовсе не кружило — большое облегчение. Мистер Уайт проникся такой уверенностью в себе, что даже открыл наполовину один глаз.