— Тем больше у нас причин быть осторожными и молчаливыми. Не думаю, что враги уже отыскали дорогу к этим холмам, — вряд ли они могут от этого что-нибудь выиграть. Но делавары всегда говорили мне, что если мужество-первая добродетель воина, то его вторая добродетель-осторожность. Твой крик в горах может открыть целому племени тайну нашего пребывания здесь.
— Зато он заставит старого Тома поставить горшок на огонь и даст ему знать, что гость близко. Иди сюда, парень, садись в пирогу, и постараемся найти ковчег, покуда еще светло.
Зверобой повиновался, и пирога поплыла в юго-западную сторону. До берега было не больше мили, а она плыла очень быстро, подгоняемая искусными и легкими ударами весел. Спутники уже проплыли половину пути, когда слабый шум заставил их оглянуться назад: на их глазах олень вынырнул из воды и пошел вброд к суше. Минуту спустя благородное животное отряхнуло воду со своих боков, поглядело вверх на древесные заросли и, выскочив на берег, исчезло в лесу.
— Это создание уходит с чувством благодарности в сердце, — сказал Зверобой, — природа подсказывает ему, что оно избежало большой опасности. Тебе тоже следовало бы разделить это чувство, Непоседа, признавшись, что глаз и рука изменили тебе; твой безрассудный выстрел не принес бы нам никакой пользы.
— Глаз и рука мне вовсе не изменили! — с досадой крикнул Марч. — Ты добился кое-какой славы среди делаваров своим проворством и умением метко стрелять в зверей. Но хотелось бы мне поглядеть, как ты будешь стоять за одной из этих сосен, а размалеванный минг — за другой, оба со взведенными курками, подстерегая удобный момент для выстрела. Только при таких обстоятельствах, Натаниэль, можно испытать глаз и руку, потому что ты испытываешь свои нервы. Убийство животного я никогда не считал подвигом. Но убийство дикаряподвиг. Скоро настанет время, когда тебе придется испытать свою руку, потому что дело опять дошло до драки.
Вот тогда мы и узнаем, чего стоит на поле сражения охотничья слава. Я не считаю, что глаз и рука изменили мне. Во всем виноват олень: он остался на месте, а ему следовало идти вперед, и поэтому моя пуля пролетела перед ним.
— Будь по-твоему. Непоседа. Я только утверждаю, что это наше счастье. Смею сказать, что я не могу выстрелить в ближнего с таким же легким сердцем, как в зверя.
— Кто говорит о ближних или хотя бы просто о людях! Ведь тебе придется иметь дело с индейцами. Конечно, у всякого человека могут быть свои суждения, когда речь идет о жизни и смерти другого существа, но такая щепетильность неуместна по отношению к индейцу; весь вопрос в том, он ли сдерет с тебя шкуру или ты с него.