свобода. – Он сел рядом с ней, хмуро размышляя о чем-то. – Именно это угнетало меня дома, понимаете? Ощущение, что за тобой постоянно наблюдают, шпионят. Все эти меры предосторожности. Необходимость отчитываться о том, что делаешь, с кем дружишь… Надо сказать, это все необходимо, конечно, но в итоге это тебя подавляет… И когда кто-то приходит с предложением – что ж, ты выслушиваешь его, и все звучит прекрасно… – Он вновь усмехнулся. – А в итоге ты оказываешься здесь!
Хилари медленно произнесла:
– Вы хотите сказать, что оказались в тех же условиях, от каких пытались сбежать? За вами наблюдают и шпионят точно так же – или даже хуже?
Беттертон нервным движением откинул волосы со лба и ответил:
– Я не знаю. Честно. Я просто не знаю. Я не могу быть ни в чем уверенным. Возможно, это все происходит только в моей голове. Я вообще не знаю, следят ли за мной? Зачем это кому-то? Зачем кому-то обременять себя наблюдением? Все равно ведь я у них в руках – в этой тюрьме!
– Это совсем не похоже на то, как вы себе представляли?
– Все так странно… В каком-то смысле, думаю, похоже. Условия для работы идеальны. Любое оборудование, любые приборы. Можешь работать, сколько тебе угодно – много или мало, неважно. У тебя есть все удобства, тебя снабжают всем: едой, одеждой, жильем… Но ты все время осознаешь, что заперт в тюрьме.
– Понимаю. Когда сегодня за нами закрылись ворота, от их лязга у меня возникло ужасное чувство.
Хилари содрогнулась. Беттертон сделал движение, как будто хотел прижать ее к себе.
– Ну что ж, я ответил на ваш вопрос. Теперь ответьте на мой. Что вы здесь делаете и почему выдаете себя за Олив?
– Олив… – Хилари умолкла, подбирая слова.
– Да? Так что насчет Олив? Что с ней случилось? Что вы пытаетесь сказать?
Она с жалостью взглянула на его нервное, измученное лицо.
– Я даже боюсь сообщить вам…
– Вы имеете в виду – с ней что-то случилось?
– Да. Мне жаль, ужасно жаль… Ваша жена умерла. Она ехала к вам, и самолет потерпел крушение. Ее доставили в больницу, но два дня спустя она умерла.
Беттертон смотрел прямо перед собой, словно решил скрыть от окружающего мира малейший проблеск эмоций. Потом он тихо произнес:
– Значит, Олив умерла? Понятно…
Наступило долгое молчание. Затем он повернулся к Хилари:
– Хорошо. Продолжим. Вы заняли ее место и прибыли сюда. Зачем?
На этот раз женщина ни мгновения не промедлила с ответом. Том Беттертон считал, что ее прислали, чтобы «вытащить его отсюда», как он это сформулировал. Но все обстояло иначе. Хилари отводилась роль шпионки. Она должна была собрать информацию, а не готовить побег для человека, который по собственной воле загнал себя в эту ловушку. Более того, у нее не было никаких средств для освобождения кого бы то ни было – она была такой же узницей, как и он.