– Доброе утро, – шепчет она, когда Маня появляется в кухне. – Ты что раздетая? И работу проспала. А я все хожу и боюсь тебя будить. И Павел Иванович тоже вставать не спешит.
– Аль, я уезжаю от тебя.
Тетка роняет хлебный нож. Он грохает о плиточный пол.
– Как это? – Аля с ужасом смотрит на Маню.
– Я уезжаю к Павлу… Ивановичу. Сковородка!
Оладьи горят, испуская удушливый чад. Маня с грохотом сдвигает сковородку, распахивает окно. Холод мгновенно проникает в кухоньку.
– Ага… ну да… – бормочет Аля, засовывая руку в карман халатика, достает фантик от «коровки», смотрит с изумлением на него и снова сует в карман.
– А мы с Тосиком будем тут… как же это?
Маня обнимает Алю, целует ее в пышечки-щеки.
– Алечка, родная моя! Должна же я когда-нибудь начать жить своей жизнью. С мужем, детьми.
– Конечно, а как же! Это – счастье, Манюнечка, – бормочет Аля, отстраняясь от Мани.
– Аль, я взрослая женщина. И я полюбила.
– Главное, и тебя полюбили! – горячо высказывается тетка.
– Да, Аль. И меня, кажется…
Маня слышит, что в гостиной все приходит в движение. Супин ходит по комнате. Что-то звякает о стол, шуршит постельное белье, раздается шорох надеваемой одежды.
– Ну, давай яйца сварим, что ли? Оладьи-то на выброс.
Аля хватает сковородку, но тут же ставит ее и, будто потеряв остатки сил, садится на табурет, закрывая лицо руками.
– Алечка, ну что ты? Ну не плачь. Я же не умерла! Я часто-часто буду приходить! Почти каждый день.
– Да, да… я понимаю, – сквозь слезы говорит Аля.
– Доброе утро, Альбина Спиридоновна. Доброе утро, Маша…
Супин неловко протискивается в кухню.
Его русые волосы стоят торчком, очки сидят на кончике носа.
«Все-таки они ужасно его уродуют. Делают Полканом. Куплю ему модные, как у дизайнера из программы на Первом канале», – думает Маня и говорит с улыбкой:
– Ты что будешь? Яичницу или омлет? Или сварить всмятку?
– Нет-нет, только кофе, – буркает Супин, пятясь к ванной.
Тетя Аля не поднимает на него глаз.
«Чувствую себя вором. Опять… Господи, как я смог заварить всю эту кашу?»
Супин встает под холодный душ. Но в голове туман не рассеивается. Все становится еще сложнее и тягостнее.
«Ничего, как-нибудь. Она – чудесная. С ней будет хорошо. И потом… сейчас я совершенно не могу быть один. Совершенно. И от Кашина, висящего над башкой дамокловым мечом, не скроешься. Моя жизнь – в его руках. И с этими… ручками шутки плохи».
Маня щебечет, укладывая волосы.
– Я приеду после работы за вещами. Ничего не собирай, не суетись. Возьму то, что необходимо на первое время.
– Может быть, до выходных хоть потерпишь? – говорит Аля, просительно заглядывая Мане в глаза и протягивая ей шарф.