– Я никогда не буду жалеть, что принесла ничтожную жертву за такое большое счастье. Я наполню музыкой свой дом, что может быть прекрасней? Птицы лучше всего поют в своем гнезде, – и Фиби склонилась к Арчи, готовая без сожалений расстаться со всеми честолюбивыми мечтами ради своей любви.
Они, казалось, забыли, что не одни, и Роза, повинуясь внезапному импульсу, направилась к своей комнате, как будто южный ветер гнал ее маленькое судно к острову Любви, у которого другие благополучно бросили свой якорь.
Все в комнате было залито солнечным светом, весенней свежестью и ароматами цветов. Роза как будто стремилась рассказать на языке растений все, что чувствует, о чем мечтает. Мэк без труда прочел этот символический язык и понял, отчего маленький портрет Чарли был обрамлен белыми розами, отчего анютины глазки висели вокруг его портрета, отчего Психея наполовину скрыта «венериным волосом», а пунцовый страстоцвет лежит у ног Амура. Эта последняя фантазия, видимо, понравилась ему, он улыбнулся и пробормотал про себя слова песенки, которую Роза часто ему напевала:
Не пойдешь ли, милый друг,
К березам Эберфельди?
[79]– Да, Мэк, куда угодно!
Он не слышал, как она вошла, и, оглянувшись, сказал с глубоким вздохом:
– Наконец-то! Вы были так заняты нашим дорогим больным, что я не успел сказать вам ни слова. Но я умею ждать: я привык к этому.
Роза молча оглядела его с каким-то новым сердечным чувством.
– Вы забываете, что вы не тот Мэк, который уехал. Я спешила навстречу к двоюродному брату, но не посмела быть фамильярной с поэтом, который у всех на слуху, – она так торжественно произнесла эти слова, что Мэк засмеялся и покраснел: ему была отрадна похвала из ее уст.
– Но ведь вам нравится все смешивать? Помните, я обещал предложить вам и любовь, и поэзию.
– Да, нравится! И я не нахожу слов, чтобы выразить мое удивление и восторг. Как вам это удалось, Мэк?
– Это получалось само собой – и среди холмов, и рядом с вами, и на морском берегу. Я прямо сейчас мог бы написать дивную поэму и воспеть в ней вас, как весну. Вы и есть весна, в этом зеленом платье, с подснежником в чудесных волосах! Роза, преуспел ли я хоть немного? Слава, которую я приобрел, продвинула ли она меня к той награде, ради которой я трудился? Доступнее ли теперь ваше сердце?
Мэк не сделал ни шага, но его взор неудержимо притягивал к себе. Роза подошла к нему, протянув обе руки, как будто отдавая ему все свое существо, и сказала с откровенной простотой:
– Право же, оно не стоит таких усилий. Но если вам все-таки нужна столь ничтожная вещь, то она ваша.