— Благодарю, Павлуша, — я трижды наперекрест поцеловал колючие от бакенбардов щеки друга и усадил его на почетное место рядом с собой.
Праздник начался. Высокие статные цыгане заиграли веселую мелодию. Грациозные цыганки пустились в пляс, размахивая веерами и платками, шелестя разноцветными многоцветными юбками. Самая красивая цыганка танцевала в кругу. Она высовывала из-под юбки то одну, то другую точеную ножку и манила плавными движениями белых рук.
Я не отводил счастливого взгляда от темноглазой красотки. Заметив мое пристальное внимание, она вытянула меня в круг под аплодисменты гостей.
— Назови свое имя, ангел, — взволнованно прошептал я.
Кружась с прекрасной незнакомкой в шальном танце, я забыл о назначенной на июль свадьбе с Любонькой и не замечал сердитого взгляда невесты.
— Людмила, — цыганка кокетливо поправила шелковый цветок в каштановых волосах. — Увы. Я отнюдь не ангел, дорогой барин. Мне милее тьма, нежели свет.
— Да будь ты хоть демоном. Я за тобой в самое пекло пойду! Опущусь на дно ада. Позволь мне стать твоим Русланом, прекрасная Людмила, — я покрыл грудь и шею девушки страстными поцелуями и, опустившись на колени, поймал ногу, чтобы поцеловать и ее.
— Сладки, барин, твои речи. Любы они мне. Да хмель в тебе играет. Не от сердца говоришь.
— От сердца!.. От благородного сердца, пронзенного амуровой стрелой. Желаю я, чтоб и твое сердечко пронзила та стрела.
— Типун тебе на язык, барин, — цыганка шлепнула меня по губам тряпичным веером. — Неровен час, накаркаешь нам осиновых стрел… Эй, Фома! — она окликнула гитариста. — Не ведаешь, в каком краю амуровое дерево растет? Не губительно ли оно для нас?
Парень недоуменно тряхнул медно — каштановыми кудрями.
— Вели пир начинать, атаманша, — странно утяжеляя слова, произнес угрюмый верзила с бубном. — Мы умаялись ждать.
Меня напугал злобный прищур его мелких раскосых глаз. Я повис на плече Людмилы.
Верзила наклонился ко мне, но его резко оттолкнула сильная рука Фомы.
— Не зарься на чужой кус, Ахтымбан, — сдержанно процедил Фома. — А со мной поделишься, Лютик? — он ласково обратился к Людмиле, — Полно нам скоморошиться. Барчонка тешить. Пора и повечерять.
— Тихон с нами пойдет, — Людмила прижала меня к груди. — Будет одним из нас.
— Не бывать тому, — отрезал Фома. — Я не попущу самодурства.
— Негоже нарушать заветы, атаманша, — подхватил Ахтымбан. — Беду накличешь.
— Вы мне не указ, — сухо возразила Людмила. Она приподняла мою голову и взволнованно шепнула. — Плюнь на моих невежд. Чуют они в тебе великую силу. Будешь ты над ними атаманом, — она склонилась к моей шее. — Скажи мне, родненький, согласен ли ты променять вольготную жизнь на бродячее скитание ради нашей любви? Хочешь примкнуть к табору?