– Пожалуйста, Лизавета Александровна… Один обряд… Я ведь знаю, что вы можете.
В Рокотской определенно было что-то мистическое, тут Ника склонна была согласиться с Корсаковой. Актриса всегда была «себе на уме», а все эти длинные юбки в пол, броши и тяжелые бусы с уральским малахитом, яшмой и зеленоватой бирюзой и особенно кулон в виде собачей головы лишь усиливали впечатление. Но всерьез просить старшую коллегу о снятии порчи? Римма явно хваталась за соломинку, которую ей не протягивали.
Пока Ника вспоминала эту сцену, Липатова продолжала развивать свою мысль:
– Нет уж, никаких потусторонних сил, никаких мне тут баек из склепа! Просто кто-то невзлюбил Римму и теперь старается насолить ей. Ежу понятно. Только почему должна страдать я? Весь театр?
– Мы могли бы разобраться, выяснить, кто за этим стоит, и тогда, – Ника попробовала склонить худрука на свою сторону. Она уже готова была рассказать и о радиопередатчике на чердаке, но Липатова не захотела слушать:
– Нет. Нет времени, сейчас не та ситуация. Нужно всем отбросить панику и просто делать свое дело, а не играть в доморощенных Шерлоков! Может быть, потом, после премьеры… Да боже мой, это же просто затянувшаяся шутка. Рано или поздно все это наскучит и этот человек одумается. Посмеялись, поохали и разошлись, все. Только что делать с Риммой? Поймите, мне жалко ее, конечно, жалко, сердце кровью обливается. Но она же просто не справляется! А взрослый человек обязан справляться.
– Значит, она не взрослая. Она ребенок, который просит о помощи! – Кирилл вдруг поднялся с места, и Ника почувствовала шедшее от него напряжение. Как сильно его волновала участь Риммы… Но Липатова поморщилась:
– Кирилл, сядь. Не надо драматизма. Она взрослая женщина. И то, что она живет с тобой и что я ее люблю как дочь, еще не дает нам право делать ей поблажки. Она служит в этом театре, и дела театра превыше всего. Если бы я каждый раз обращала внимание на чье-то плохое настроение, где бы я сейчас была, а?
– И что вы предлагаете?
– Я думала, это вы мне что-нибудь предложите. Кирилл, ты у нас в последнее время мозг.
Кирилл сердито пожал плечами. Пальцы Липатовой забарабанили по томику статей Тарковского, лежащему на краю стола.
– Мне кажется, надо заменить ее, – произнесла Лариса Юрьевна. – Дать отпуск, дать время отдохнуть вдали от всего этого. А самим пока выпустить спектакль.
– И сорвать аплодисменты без нее. А не предательство ли это?
Слишком необдуманное слово вырвалось у Кирилла, слишком жесткое. Щеки Липатовой пошли пятнами, и Ника уже ожидала неминуемого взрыва, когда худрук молча поднялась рывком и подошла к застекленному шкафу. Там ровным рядком стояли статуэтки и кубки всех конкурсов, в которых когда-либо участвовал театр «На бульваре». Призы эти принадлежали не только Липатовой и не столько ей, сколько всем остальным: за лучшие главные роли и роли второго плана, за художественное решение, за музыкальное оформление спектакля. Но после каждого фестиваля они рано или поздно оказывались не в квартирах актеров, художников и звукорежиссеров, а на этой полке. В ее иконостасе.