— Ох и теща из тебя выйдет!
Славка вздохнула, нехотя взялась за пальто. По дороге она пыталась затеять разговор о репетиции, но Ася молчала и так быстро шла, что Славка едва успевала за ней. Во мраке изо всех труб сыпались искры, точно крыши махали огненными метлами, на которых улетали по своим сказочным делам хлопотливые ведьмы.
Вышли на реку. Тянул опаляющий хиус. После долгого молчания Ася вдруг ни к селу ни к городу ядовито сказала:
— Побереги голос. На морозе певицы не разговаривают. А то охрипнешь и нечем будет песенки распевать.
— Что с тобой? — удивилась Славка.
Ася не ответила. Она и дома молчала и не смотрела на сестру. Забралась в кровать, уткнулась в словарь и зубрила английские слова, порой гневно поглядывая через книгу на Славку. А Славка слонялась по комнате, не зная, чем заняться. Она отрезала горбушку хлеба, посолила ее и уныло жевала. Иногда подходила к заледеневшему окну, будто в него можно было что-то увидеть. Наконец приволокла из сеней оленью тушу и начала готовить лисицам завтрак. Она по-мужски сильно взмахивала топором, и на пол с громом летели куски стылого мяса, сыпались красные крошки. На столе подпрыгивал стеклянный лебедь, полный соли.
На другой день, в воскресенье, Славка ушла с Колоколовым на лыжах в тайгу.
Когда вечером она, озябшая, виновато вошла в комнату, Ася, задыхаясь, прошептала:
— Ты предательница!
— Асенька! Не сердись! — Славка двинулась к ней.
— Не подходи!
Славка растерянно остановилась посреди комнаты.
— Как же ты теперь поедешь во Владивосток? Как? Как?!
— Не знаю, — пробормотала беспомощная Славка.
— Он целовал тебя? Да? — требовала ответа Ася.
— Нет еще, — прошептала Славка.
— Я презираю тебя! — глаза Аси расширились. — Ты забыла клятву! Ты предала мечту и меня!
Славка остолбенело смотрела на нее. Да, она забыла клятву у Кремлевской стены.
— Что же ты молчишь? Говори! Или нечего уже сказать?
И Славка уныло молчала. Ей действительно нечего было сказать.
В эти дни опустели многие клетки...
Лисица в яростной ненависти оскаливала хищный рот, в зубы ей совали провод, и удар тока мгновенно умертвлял ее. Потом опытные мастера ловко снимали чулком драгоценную шкуру. Кровавые тушки каменели на снегу.
Когда грубые руки хохочущего Космача схватили за шиворот красавца Андреяшку, Ася отвернулась. И хоть угрюмый, непримиримый, дикий нрав лиса не располагал к дружбе, все же Асе было грустно при мысли, что вот сейчас кончится чья-то неповторимая жизнь.
Вывороченные мездрой вверх влажные шкуры обезжиривали. Лисий чулок натягивали на клин правилки и березовым скребком выдавливали из-под пленки желтоватый жир.