— Ты хороший парень. Душа у тебя есть, — проговорила Славка, вытирая слезы: дым ел глаза.
— И ты — своя девка. С тобой можно покалякать. Если кто обидит — скажи, я дам ему понюхать эту блямбу. — И Космач показал здоровенный кулак.
— Ты за что сидел? — спросила Славка.
— Первый раз припаяли срок за нанесение телесного повреждения гражданам. «Хулиганские действия на предприятиях, в учреждениях и в общественных местах караются тюремным заключением сроком на один год, если эти действия по своему характеру не влекут за собой более тяжкого наказания. Статья 74», — четко процитировал он из Уголовного кодекса. — А второй раз схлопотал срок за хищение социалистической собственности. Пропил колхозного козла. «Указ об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества. Статья 3».
Космач помолчал, подбросил в костер веток, звонко шлепнул по комару на шее, закашлялся от едучего дыма.
— Нет, ты слушай, дальше-то как забавно получилось! Узрел я твою сестру и подумал: вот, мол, такая девчушка и пела тогда по радио. Это я ее, мол, слушал в камере-то. Но это не главное. Главное началось, когда она ударила меня. Ведь при виде меня даже парни ужахались. А тут — хлесь по щеке. Вот и полюбил я ее с первого удара. И сюда, как хвост, притащился за ней.
Он замолчал, сплюнул в костер, полез в карман за папиросами. Уже совсем стемнело. В ручье перекипало красное пятно от костра.
— Знаешь, Космач, будем друзьями. Ты настоящий человек.
— Ладно. По рукам. Я тебя всю до дна вижу.
— А видишь, так слушай... Я не буду вертеть и крутить, а прямо отрублю. Хоть и не сладко тебе будет. Выбрось ты из головы Асю.
— Понятно. Не по себе дерево ломаю. А ты можешь своего Тольку из головы выбросить?
— Нет.
— То-то вот и оно!
Космач поднялся, пошел к биваку, а потом остановился и зло сказал из темноты:
— Черт тебя сюда принес! Ковыляй обратно в Чапо. А то будешь потом локти грызть!
В темноте глухо зазвучали его удаляющиеся шаги. Хило дымил гаснущий костер...
Ночью Славка проснулась от шума: хлопала палатка, пузырилась парусом и то будто приседала, раздувалась, то вдруг сжималась, стремилась вверх, точно диковинная птица хотела и никак не могла взлететь: крепко держали ее за лапы.
И вспомнила Славка другую ночь, и другую палатку, и бегущих оленей в морозном мраке, и звоны-перезвоны колокольцев, и треск раскаленной печурки...
Славка лежала, не открывая глаз, слушала ненастную ночь. Ветви стегали по гулкой, намокшей палатке, дробно стучал по ней дождь. Он сыпался то ровно, то хлестал порывами. Славка уперлась ладонью в мокрое полотно, и ладонь почувствовала удары капель.