Василий Иванович зажег лампу. Кабинет озарился неярким желтоватым светом. Рыбаков снова подсел к столу. Оглядел серые, усталые лица членов бюро. Заседают сегодня с двенадцати часов. Бюро было закрытым, немногословным, трудным. Наконец-то закончился последний вопрос длиннющей повестки дня.
— Будем кончать, товарищи, — сказал Рыбаков, — кажется, все решили.
— Есть еще одно дело, — подал голос райпрокурор Коненко. — Я бы просил обсудить мою докладную. — Он торопливо вынул из портфеля листок бумаги и подал его Рыбакову.
Василий Иванович скользнул взглядом по прокурорской докладной.
«Довожу до вашего сведения о грубейшем нарушении революционной законности первым секретарем Малышенского райкома ВЛКСМ тов. Синельниковым С. Я.».
На худом смуглом лице Рыбакова появилось выражение недоумения.
— Что за дьявольщина, — процедил он сквозь зубы.
Неслышно поднялся второй секретарь райкома Тепляков. Приземистый, полный. Под широким ремнем отчетливо проступает внушительный животик. Круглое, рыхлое лицо усеяно вмятинками оспы. Голос у него высокий, но не звонкий. К тому же он не выговаривал букву «ч», произнося вместо нее мягкое «шь».
— Ше там случилось? — спросил он, подходя к столу.
Рыбаков протянул листок прокурору.
— Читай вслух свое донесение.
Сухим, негромким голосом читал Коненко строки докладной, в которой рассказывалось об организованном комсомольским секретарем «ограблении» граждан, перечислялись фамилии «пострадавших», указывались цифры нанесенного им ущерба.
«При этом, — говорилось в докладной, — комсомольцы оскорбляли обираемых граждан словами и действием…»
Прокурор просил у райкома партии санкции на привлечение коммуниста Синельникова к уголовной ответственности.
— Вот, черт! — Рыбаков так крутнул ручку настольного телефона, что она жалобно хрустнула. — Синельников? Рыбаков. Зайди ко мне. Немедленно. Бегом.
С силой хлопнул по рычажку. Откинулся на спинку стула.
— М-да, — неопределенно протянул Тепляков и умолк.
Наступило долгое молчание.
Первым нарушил его Шамов. Энергично растерев ладонью голый, тускло блестевший череп, он уверенно заговорил:
— Этого следовало ожидать. Синельников не раз грубо нарушал нормы партийной этики. Более того, он отказался выполнить прямое указание райкома о снятии с поста секретаря комсомольской организации жены дезертира Садовщикова. Превратил райком комсомола в ночной клуб. Собираются все, кому не лень, и до утра веселятся. Не располагаю фактами, но думаю, что дело не ограничивается только песнями и плясками. Некоторые руководящие работники района потакают ему, потворствуют. Это разлагающе действует на Синельникова. Он груб, несдержан, не считается с мнением партийных органов.