— Маркелом меня звать. Дело у меня по службе: надо одного человека найти и порасспросить его маленько.
— А что это за человек? — спросил другой истопник, сосед первого.
— Да Родька Биркин, если про такого слышали, — ответил Маркел.
Истопники заулыбались, а еще один, уже третий из них, сказал:
— Да кто же его сегодня не слышал?! Да он тут так орал, что ого-го!
— Чего он орал? — спросил Маркел.
— Пьян был, вот и орал, — ответил третий истопник. — Очень крепко выпил, прямо почти до смерти, ну и ходил по хоромам, орал, что это он виноват и дайте ему веревку, он повесится.
— Зачем повесится? — спросил Маркел.
— Это лучше у него спросить.
— А где он сейчас? — опять спросил Маркел.
— Спит, — ответил первый, главный истопник. — И не добудится его никто, пока он сам не проснется. Бывало, государь его зовет играть, а ему говорят: Родька спит. И государь махнет рукой и скажет: ну и ладно, не будите его, пусть проспится. Вот как! Сам государь не веливал, а тут мы полезем.
Маркел промолчал. И тут вдруг заговорил четвертый истопник:
— Государь Родьку любил. И, ох, бывало, говаривал: не верю я тебе, Родион, не может живой человек быть таким хитрым и памятливым, это у тебя все от нечистого, надо бы тебя проверить, испытать по-настоящему! Но не испытывал. Потому что любил крепко. Может, даже крепче Аграфены.
— Кого, кого? — переспросил Маркел.
— Аграфены. Это его нянька, — сказал другой истопник. — Ведьма она старая. Ей уже, наверное, сто лет, а вот пережила его.
— Это такая сухонькая, маленькая, которая громко кричала, когда государь преставился? — спросил Маркел.
— Она! Она! — воскликнул главный истопник. — Ух, она тогда выла… А ночью выла еще громче. Никто у нас даже глаз не сомкнул. Во как она его любила!
— А он ее, может, еще крепче, — опять сказал третий истопник. — Ну так он же ей жизнью обязан.
— Как это жизнью? — спросил Маркел.
— Очень просто! — охотно ответил третий истопник. — Он тогда был еще сосунком. А бояре уже думали, как бы это его отравить. И вот придумали! Поймали эту Аграфену и намазали ей титьку ядом. Тогда она, только они ушли, берет нож и эту титьку шах-шарах! Исполосовала всю. Кровища потекла, кровища! И весь яд с титьки смыло. А тут государь орать! Есть хочет, дай есть! А царю не поперечишь же. Ну, и она ему эту титьку и сунула. А он как давай ее смоктать! Так и привык пить кровь. И так и пил всю жизнь. Из нас изо всех.
И третий истопник замолчал. Другие тоже молчали. Маркел думал. И вдруг этот третий истопник прибавил:
— А мы знаем, кто ты. Я тебя вместе с Трофимом Пыжовым видел, когда вы из Ближнего застенка выходили. Трофим был в фартуке, а руки у него все красные.