Мэри была на кухне, чистила столешницу, вокруг ее шеи и плеч кружились вихри напряженности. В прошлые времена он мог просто положить руки на ее плечи, и это сняло бы с нее любую нервозность. Тогда доброта их отношений существовала не только на публике, но и сама по себе, а темами их разговоров служило нечто большее, чем сегодняшние взаимные обвинения. Он стоял в дверях, она знала, что он там. В нем обострилось нехорошее предчувствие – не стоит ждать ничего хорошего от женщин Годфри, выполняющих самостоятельно работу по дому, и он ждал с привычным фатализмом выплеска годами копившихся внутри обид, разочарования, враждебности и – близящегося вселенского наказания. Потому что она все еще была влюблена в него.
Он посмотрел на лицо на двери холодильника. Бугристое безглазое лицо гоблина от фирмы «Silly Putty». И он поддержал идею сводить Литу на ультразвук, потому что… потому что утратил последние силы сказать ей нет.
– Она мне ничего не сказала, – наконец произнесла Мэри. Она даже не повернулась к нему. – Она смотрела на меня, как на чертова инквизитора. Может, тебе повезет больше. Доктор.
Во время своего почти десятилетнего изучения медицины, ему никогда не приходило в голову, что гордый титул, которого он добьется по окончании, когда-нибудь плюнут ему в лицо таким образом.
Он зашел в комнату Литы. Она полулежала в своей кровати, делая домашнюю работу по математике, и не подала виду, что обратила внимание на появление отца. В его голове появилась противная картинка того «патлатого хулигана», вытворяющего всякое с его дочерью. Такова участь мужчин: ты начинаешь жизнь желторотым птенцом, чтобы моргнуть и в одночасье превратиться в отца молодой девушки, которую трахает другой желторотый птенец.
– Думаю, я сбегу и присоединись к Кальвинистам, – сказал он.
Она проигнорировала его. В дни, когда он сам находился в возрасте ухаживаний, он даже представить не мог, что самая сильная боль будет от того, что собственная дочь откажет ему во внимании. Это усугублялось и другими причинами. Одним из наибольших факторов появившегося в их доме раскола стало неуместное восприятие происходящего Мэри; с ее точки зрения, между ними был заговор: ее муж и дочь объединились против нее. Так и было; они объединились, поскольку он делал все возможное, дабы поощрить это. Итак, выбора нет. Ему придется присоединиться к Мэри, даже рискуя оттолкнуть от себя дочь, дочь, которая смотрит на них с таким явным разочарованием. Если он хочет починить хоть что-то, что в его силах, ему придется занять сторону ее матери. Войдя, он закрыл дверь.