– Что ты творишь? – удивился Роман. – Тебе нельзя появляться снаружи.
Но Питер не смотрел на него, и Роман заметил: его глаза стали волчьими, и эти глаза не желали поддерживать разговор. Он ушел к линии деревьев и исчез. Роман разжевал еще немного Ксанакса, полотно облаков осветилось, на мгновение став цвета яркого синяка, беззвучно озарившись блеснувшей молнией.
Роман ждал на ступенях.
– Какого черта, – сказал Роман, и его глаза стали горячими от слез. – Чертов кот.
Несколько минут спустя из-за деревьев появился Питер, он сел рядом с Романом на ступени и ничего не говорил. Он просто смотрел в пустоту, как человек, который только что съел огромный сэндвич с начинкой из дерьма. Роман ждал, пока он что-нибудь произнесет.
– Бекон, – наконец вымолвил Питер.
Роман ждал, что он скажет больше.
– Мне нужен жир от бекона, – сказал Питер.
– Так ты победишь его? – спросил Роман.
– Ага.
– И это… цена? – спросил Роман.
Питер почесал лицо.
– Это мое лицо, – ответил Питер. – Цена – мое человеческое лицо.
Роман поднялся, положил руки в карманы, словно хотел пройтись, отдышаться. Но остался на месте. Он просто стоял тут, на ступеньках, рядом с Питером, и держал руки в карманах.
– Николай, правда, пересек океан с листьями кувшинок на ногах? – спросил Роман.
– Нет. Он украл машину на ближайшей ферме и продал ее за билет на самолет.
– О, – удивился Роман.
– Мне понадобится жир от бекона, – сказал Питер. – Много.
– Ладно.
* * *
В Доме Годфри Роман стоял над чугунной сковородой, полной бекона, скворчащего и плюющегося жиром, как на мини-шабаше у костра, когда почувствовал, как пара рук массажируют его шею.
– Полагаю, – начала Оливия, – тут достаточно холестерина, чтобы впасть в старческий маразм.
Роман поправил лопаткой бекон на сковороде.
– Все закончится сегодня, – сказал он. – Сегодня мы убьем его.
Она пожала плечами. – Включи вытяжку, а то свининой воняет просто невозможно.
Закончив, Роман вылил жир в банку, а бекон завернул в вощеную бумагу и отложил для Шелли. Он направился к своей машине, Оливия последовала за ним и положила руку ему на плечо. Он обернулся к ней и постыдился своей мягкости в церкви, обернувшейся черствостью здесь, с ней. Он собирался помочь Питеру. Ничто не помешает ему помочь Питеру.
– Ты не мог бы уделить секунду своей матери? – спросила она.
Он изучал ее лицо, сохраняя суровое и жесткое выражение. Она держала тонкий черный кейс.
– Пожалуйста, Роман, – сказала она.
Он положил банку на пассажирское сиденье, она взяла его за руку и повела назад в дом. Она перетащила большое напольное зеркало из гостевой спальни в патио. На его овальной поверхности был изображен волк, простыми линиями прорисованный белым лаком для ногтей, с красной точкой на груди. Сердце. Она вручила ему кейс и сказала открыть. Внутри находился маленький декоративный топорик с двойным лезвием. Он был сделан из серебра, ручка выполнена в виде двух переплетенных змей с расплющенными у режущей кромки головами. Топор был отполирован до блеска, но это следствие косметического ухода: без сомнений, он был очень-очень древним. Она подвела его к зеркалу и встала позади. Положила руки ему на плечи и сказала посмотреть в стекло, что он и сделал. Она спросила, что он видит.