Павел резко остановился, обернулся назад.
— Болван! — презрительно процедил он сквозь зубы. — Думаешь, особисты обрадовались, когда узнали, что трое дезертировали из полка?
— Им сейчас не до нас, — махнул рукой Семен. — У них и без того забот полон рот, и поважнее.
Павел отстранил рукой Василия в сторону и шагнул к Семену.
— Если ты еще когда-нибудь, — с расстановкой заговорил кавказец, — будешь таким дураком, я пристрелю тебя на месте. Ты меня понял?
Семен отшатнулся от надвинувшегося на него Павла. Кавказец еще несколько мгновений постоял, уставившись в лицо Семена полным холодной жестокости взглядом, а потом резко отвернулся и пошел вперед.
Руки Семена непроизвольно легли на автомат, палец сам нашел крючок. Дать бы сейчас очередь по этому самозваному командиру, но куда без него денешься в лесу, который совсем не знаешь. Черт с ним! Посмотрим, что будет дальше.
Василий стоял сбоку от тропы. Похоже было, что он догадался о мимолетном желании Семена пустить в ход автомат, иначе чего бы он держал свое оружие наготове.
— Не дури! — с угрозой в голосе прошептал Василий. — Павел правильно тебе сказал. Особисты это такой народ…
— Знаю сам, — грубо оборвал его Семен. — Одного мы с тобой поля ягоды теперь. Пошли!
За время своего знакомства Долгов и Маринин успели немало рассказать о себе друг другу, и эта откровенность помогла им сговориться и осуществить задуманное дезертирство. Теперь они свободны от войны, от страха перед возможной смертью на поле боя.
Спеша догнать Павла, которого они снова упустили из виду, Василий вдруг споткнулся и кубарем покатился вниз: не заметил крутого склона лесной балки.
— Учись, генацвале, ходить по лесу, — незлобиво посоветовал Павел, помогая Василию подняться на ноги. — И меньше болтай в дороге.
Постепенно начало сереть, наливаться тусклой промозглостью наступающего осеннего утра. Между кронами деревьев виднелась бледнота неуютного холодного неба. Изредка где-то наверху раздавалось карканье ворон. Потревоженные шагами человека неприятно шелестели листья, то и дело слабо потрескивали сухие сучья и ветви. Осенние лесные запахи, настоенные на многодневной сырости, казались особенно острыми и горькими.
Семен остановился на секунду, шумно втянул носом воздух. При этом по-бабьи широкое и пухлое лицо его с маленьким злым ртом и непропорционально ему крупным носом с шишкообразным кончиком выразило наслаждение.
— Так же пахнет, как и в наших российских лесах, — проговорил больше для себя чем для других Семен.
Павел между тем прикидывал про себя, не ошибся ли он, взяв этих с собой. Нет, одно дело, когда он придет к гитлеровцам, а они скоро прорвутся сюда, сам, другое — еще с двумя дезертирами. Да и втроем как-то увереннее себя чувствуешь. По крайней мере, пока они нужны, а потом жизнь покажет.