Сама же царевна Будур расценила молчание отца как свою очередную победу. Но это была победа лишь над отцом – второй толмач пожирал ее глазами, но не осмеливался коснуться даже кончика шелкового покрывала! Она решила, что надо будет уговорить халифа отпустить Никифора. Пусть покажет, как сильна его страсть! А если эта страсть ее не возбудит… Ну что ж – каменный мешок вновь примет несчастного в свои холодные объятия. Теперь уже навсегда.
– Дозволит ли мой великий отец, повелитель правоверных, да хранит Аллах его мудрость, удалиться к себе в покои?
Иногда Будур могла быть почтительной и нежной. Почти такой, как хотелось бы халифу Хазиму.
– Иди, дочь наша!
Край шарфа, поднятый прохладным ветерком, исчез из виду, стихли шаги дочери. Но халиф по-прежнему думал, где найти мага, который превратит Будур из бессердечного чудовища в разумную и послушную дочь. Такую, какой некогда была ее мать, пока не призвал царицу к себе Аллах всемилостивейший и милосердный.
– Аладдин! Аладдин, где ты?
Голос матери Аладдина был слышен в обоих концах улицы. Но ответа не было.
– Аладдин!
– Не зови его, тетушка Фатима, он тебя не услышит!
– Да благословит тебя Аллах, Вали! Но почему меня не услышит мой сын?
– Да он еще до рассвета с моими братьями и с Саидом-безумцем ушел из города!
– О Аллах, но зачем?
– Говорят, вернее, моя бабушка говорит, что в город пришел колдун… – голос мальчишки упал почти до шепота. – Бабушка видела, как по воздуху летали камни, с черного неба гремел голос самого Аллаха, а следы колдуна превратились в ямы, наполненные черной водой. И будто бы это ямы без дна, но, нырнув туда, можно найти клад…
– И это все видела твоя бабушка, малыш?
Про себя же почтенная Фатима подумала, что не Саида, поэта и ученого, следовало бы назвать безумцем, а старуху Зейнаб, бабушку разговорчивого Вали. Ибо Зейнаб всегда приносила с базара странные истории, рассказывала о чудесах, которые видела. Слышались ей голоса, виделись странные картины… Быть может, все это было ложью, но разве не старуха когда-то давно первой бросилась к мастерской Салаха, отца Аладдина? Она бежала тогда по улице и кричала, что Салаху попало в глаз расплавленное золото и теперь он корчится в страшных муках. А увидела это она, как рассказывала потом мать Вали, в молоке, что переливала из одного кувшина в другой. Чуть не разбила опустевший кувшин и, не закрыв лицо, бросилась к дому Фатимы, а потом переполошила всех соседей.
Это страшное видение оказалось чистой правдой – мастеру Салаху действительно попала в глаз капля расплавленного золота. Он раскачивался, стоя на коленях, держась обеими руками за голову, и стонал от боли и ужаса. Лекарь помог ему, снял боль, вылечил ожоги, но, конечно, глаз вернуть не смог. И с тех пор мастер Салах стал кривым, но ведь остался жив! И потому Фатима была благодарна бабушке Зейнаб, хотя и называла ее про себя безумной старухой. А все остальные соседи поверили во всеведение бабушки Вали и обычно принимали ее слова за чистую монету. Понятно, почему Аладдин убежал вместе с другими мальчишками смотреть на эти страшные следы колдуна. Понятно, почему за мальчишками увязался и Саид – он всегда говорил, что мечтает своими глазами увидеть что-нибудь удивительное… А разве не удивительны ямы без дна, наполненные черной водой и кладами?