Возвращаясь к себе в кабинет, Жаворонкова остановилась перед зеркалом в служебном коридоре поликлиники. Она внимательно посмотрела на свое лицо. Ничего особенного. Самое обычное выражение, только несколько лихорадочно блестят глаза.
О телефонном разговоре Жаворонкова сообщила Ивичеву. Через полчаса после этого Ивичев под видом больного появился в ее кабинете. После обстоятельной беседы с Ивичевым Жаворонкова была готова встретить новое испытание.
И вот теперь, все же ощущая некоторое беспокойство, она ожидала в своей квартире. Оставалось три минуты до двадцати трех. Днем, беседуя с Ивичевым, она предполагала, что полковник сделает так, чтобы кто-нибудь из его сотрудников находился в квартире, но ей была предоставлена полная свобода. Ивичев только предупредил: не поступать с гостем так, как она поступила со Свиридовым.
Двадцать три. По стеклу окна прозвучало два легких удара. Вздохнув, Жаворонкова пошла открывать дверь. Сердце ее учащенно билось, но, поворачивая ключ в замке, она собрала всю волю и встретила стоявшего на освещенной площадке мужчину высокого роста в строгом черном костюме хладнокровно.
В прихожей они внимательно, гораздо дольше, чем при обычной встрече незнакомых людей, смотрели один на другого. Каждый из них думал свое.
«Таким тебя я себе и представляла. Сильный отпечаток наложило на тебя беспокойное и злое занятие», — подумала Жаворонкова.
Мысли Бубасова были несколько другие. Он отметил про себя: «Вблизи ты лучше, чем на расстоянии и на фотографии».
Жаворонкова тщательно заперла дверь и спокойно прошла в комнату.
Он осторожно, мягко ступая, проследовал за ней. Огляделся, кивнул на закрытую дверь второй комнаты. Поняв его, она сказала:
— Там никого. Вы что, на машине приехали? Весь пропахли бензином.
Бубасов промолчал и скользнул в сумраке комнаты, как черная тень, приник к закрытой двери. Прислушавшись, он рванул дверь и заглянул в комнату. Возвращаясь к столу, тихо сказал:
— Извини, сестра, но иначе мы не можем.
— Почему сестра? — недоумевая, спросила Жаворонкова.
— Очень просто. Я твой брат, Элеонора, — ответил он и, подойдя с протянутой рукой, отрекомендовался: — Георгий Бубасов!
Услышанная новость хотя взволновала Жаворонкову, но внешне она продолжала оставаться по-прежнему холодной, строгой и официальной.
— Наша с тобой жизнь, Элеонора, сложилась необычно, — продолжал он, проверяя, надежно ли закрыты шторами окна. — Ты, зная о братьях, никогда не видела их… Мы тоже не видели тебя. Неправда ли, странно?
— Садись, — спокойно предложила Жаворонкова, опускаясь в кресло.