— Разумеется, это твое право. Твоя личная жизнь меня не касается. — Отец не поднимает головы. — Но я хочу знать, потому что нас всех касается то, что произошло с Мануэлой. — Но отец все так же молчит. Ждет. — Ты не приезжал сюда, чтобы отвезти ее в Париж?
— Нет.
— И не ждал ее где-нибудь на дороге?
— Да говорю же тебе, нет!
— И у тебя нет ни малейшего представления, где она сейчас?
— Этот вопрос тебе лучше бы задать своему брату. Или своей матери, которая вполне могла выгнать ее.
— Спасибо.
Он тоже что-то скрывает. Нам обоим неловко, а тут как раз входит Оливье. Он с подозрением оглядывает нас. Теперь все у нас в чем-то подозревают друг друга.
— Что, еще не ели?
— А ты торопишься?
— Да, встречаюсь с приятелем.
Оливье никогда не рассказывает нам о своих друзьях, и они не заходят к нему. Может, потому что он стыдится мамы? Этой стороны его жизни мы совсем не знаем. Оливье уходит, приходит, когда хочет, то ужинает дома, то нет, бывает, пойдет прямо наверх, не заглянув в гостиную и не пожелав нам доброй ночи. Но может быть, это просто ребяческий способ доказать себе, что он ни от кого не зависит?
— С кем ты давеча ушел, Оливье?
— Да с приятелями.
— С факультета?
— Не знаю. Я их не спрашивал.
— А что, у тебя на курсе нет друзей?
— Да ну, снобы они все. А некоторые живут вроде нас, далеко от Парижа.
— А в Версале или в окрестностях никто не живет?
— Откуда я знаю!
Мне неизвестно, ходит ли он на танцы и даже умеет ли танцевать.
— Ну, о девушках вообще разговора нет.
— Я видела Пилар.
— Где?
— В доме, где она служит. Видела и ее хозяйку.
— А зачем?
— Хозяйка как раз уходила и позволила мне поговорить с Пилар.
— И что же тебе сказала Пилар?
— То же, что и тебе. Она не верит, что Мануэла вернулась в Испанию, а сказала так, наверно, для того, чтобы не говорить, что ей надоело у нас.
— Ну, мне-то она бы сказала.
— Ты уверен?
— Еще бы.
У меня такой уверенности нет. Через несколько минут мы опять сидим за круглым обеденным столом, и опять все молчат.
Я занялась уборкой, как вчера и позавчера. Моя тревога в связи с исчезновением Мануэлы не унимается, и часов в десять я неожиданно решаю поехать разузнать о ней у Эрнандеса. Брат уже ушел. Я стучусь в кабинет. Сообщаю отцу:
— Я выйду на часок.
— Не забудь ключ.
Дождя нет, но прохладно. Я доехала до авеню Терн, но тут мне пришлось спрашивать, как пройти. К кому ни обращусь, никто не знает, где этот дансинг. Наконец полицейский объяснил:
— Метров через сто налево между обувным магазином и кондитерской будет тупик. Это там, в глубине.
Оставив мопед на улице, я углубляюсь в тупик. В этой куртке с капюшоном вид у меня не слишком-то женственный. Над входом горит сине-красное неоновое название дансинга, у дверей группками стоят парни, курят и пристают с шутками к проходящим женщинам. Все говорят по-испански. Большинство парней в ярких рубашках.