Мишель сделала глоток чаю.
— Немец был с ней честен. Дома его ждали жена и дети, к которым он должен был вернуться после окончания войны. Моя мать пошла на это. И жила в роскоши, тогда как другие умирали с голоду. Разумеется, все имеет свою цену, и она была готова ее заплатить. И заплатила — родив меня. Она любила своего немца. Так она мне говорила, и я ей верю. Моя мать была искренней, она всегда говорила правду. Правда бывает жестокой, но я всегда предпочитала ее лжи.
Мишель выпустила облачко дыма. В ее глазах по-прежнему не отражалось никаких эмоций. Словно они смотрели внутрь себя и видели не то, что происходит сейчас, а то, что происходило когда-то.
— Он сдержал обещание и уехал. Не зная о том, что моя мать ждет ребенка. Какая ирония! Она забеременела в самом конце войны, ей долго удавалось избежать этой «неприятности». А может, просто хотелось оставить что-нибудь на память о любовнике. Он спас ей жизнь. Она была благодарна ему за это. В ее чувствах к нему не было обиды. Мама говорила, что обида — самое бесполезное чувство, которое только может испытывать человек, самое бессмысленное и безнадежное. Я полностью с ней согласна.
Мишель Андре повертела старинный серебряный браслет с брелоками на руке. Местами серебро потемнело.
— Вас удивляет, что я говорю о своей матери, когда мне следовало бы говорить о сыне. Придется объяснить. Когда война закончилась и мой отец уехал в Гамбург, мать осталась совершенно одна. За национальность уже не преследовали, но началась охота на предателей — любовниц немецких солдат. Мама избежала сурового наказания. Они побрили ей голову, но до смолы и перьев дело не дошло. Другим повезло меньше. Может быть, ее спас живот. Они сжалились над беременной. Хотите посмотреть, как она выглядела?
Не дожидаясь ответа, Мишель Андре подошла к одной из закрытых дверей. Протянула руку, потрогала дверь, опустила пальцы ниже и нашла ручку. Вскоре она вернулась с фотографией в изящной рамке и протянула ее Мари. Они с Анной молча разглядывали красивую женщину в длинном шелковом платье, с пушистым боа на плечах и сигаретой в длинном мундштуке. На фото она чуть наклонила голову, и длинные, достававшие ей до талии волосы рассыпались по плечам.
— Они были каштановые, — прокомментировала Мишель. — Мне так и не довелось увидеть их во всем великолепии. После бритья они не отросли. Наверное, из-за плохого питания. Или изнурительной работы днями и ночами. Или горя, почему бы и нет? Мама стала носить парики. Когда я приехала в Швецию, у меня с собой было всего ничего: ребенок в животе и сумка, полная париков.