И вдруг среди наваленного сена на сеновале расцвел желтый шар огня, яркий, как солнце. Он увеличивался с пугающей скоростью.
Саймон поджег амбар!
Ратлидж побежал; шаги его приглушала утоптанная земля; он слышал эхо от мощеной дорожки. Он обшаривал глазами конюшню, амуничную, сеновал. Осматривал все углы, хотя времени уже не оставалось. Он закашлялся от густого, едкого дыма и почувствовал, как ожгло спину, когда его лизнуло пламя. Спотыкаясь, он бросился к ближайшей двери, но тут же развернулся, заметив что-то у подножия одной из прочных дубовых балок, которые поддерживали крышу сеновала. Оно было в тени балки почти невидимое, черное на черном, но огонь плясал на серебряных застежках чемодана. Его бросили там, где пламя будет самым жарким — рядом с балкой, которую огонь пожрет целиком и в конце концов расплавит даже металл.
Что бы Хильдебранд ни подумал завтра, улика сгорит. И подозрение по-прежнему будет падать на Аврору. На что рассчитывал Саймон? Чего он хочет, спасти жену или отправить ее на виселицу?
Хотя Хэмиш приказывал ему все бросить, Ратлидж кинулся назад, в дым, мрачный, черный, и схватился за ручку чемодана, прикрывая другой рукой глаза. Шляпа, наверное, тоже здесь? Он стал шарить рукой по полу и споткнулся. Глаза заволокло дымом; он забыл, куда нужно идти. Он очутился в пекле. На него словно упала завеса, которая душила его, ослепляла, окутывала, как плащом, высасывала его волю. Хэмиш кричал на него, приказывал немедленно бежать!
— Саймон! — крикнул Ратлидж, сразу сообразив, что огонь уничтожит не только амбар и чемодан, но и человека. В горле сразу запершило. — Саймон!
Но ответа не последовало. Ратлидж понимал: еще несколько секунд — и он сам окажется в ловушке. У него в голове бесновался Хэмиш. Повсюду занималось сено. Он слепо пошел куда-то. Неожиданно он преодолел огненную завесу. Сначала он ударился о стену, потом почувствовал приток воздуха. Наконец, спотыкаясь, он вышел из двери. Судорожно кашляя, он подбежал к черному ходу дома и замолотил в дверь. Когда пламя разгорится во всю мощь, спасения не будет и в доме.
Он ворвался в дом, громко зовя Джимсона, проверяя темные, пустые комнаты на первом этаже. В окнах уже мерцало зарево; стало светло, как днем. Он взбежал по лестнице. В старых окнах, выходивших на амбар, отражалось пламя. Его языки плясали по стенам, освещая ему путь. С другой стороны по-прежнему царил мрак, и он обошел все комнаты, чтобы убедиться наверняка. Но Джимсона здесь не было. Как и Саймона. Где бы они ни были, опасность сгореть им не угрожала.