Однажды они подошли ко мне убитые горем: кто-то стащил их деньги – довольно крупную сумму, которую они хранили в своей мастерской. Подозревать можно было только своих: о их деньгах никто чужой не знал. Проводить «всеобщий шмон» нельзя по моральным соображениям, да и бесполезно: деньги наверняка уже перепрятаны. Я принял меры: на почте попросил не отправлять без меня переводы от моих матросов, а в магазине – не выдавать крупных покупок. Хайну и Заике велел молчать и наблюдать.
Через несколько дней, после отбоя, в комнату Маклакова, где мы распивали вечерний чай и проводили обычную планерку, постучался запыхавшийся дежурный по группе:
– Товарищ лейтенант, бегите быстрее, а то Дегтяря убьют!
Я побежал в кубрик. От маленького матроса Дегтяря из Молдавии отскочили несколько человек. На божий мир смотрел уже только один его цыганский глаз, из носа и губ капала кровь, ухо раздулось до неприличия, следы остальных воспитательных мероприятий, судя по позе, скрыты под тельняшкой. Вопросительно смотрю на дежурного. Он докладывает, что когда после отбоя Дегтярь забирался на свой второй ярус, у него из-за пазухи выпал сверток с деньгами Хайна и Заики, после чего все дружно начали учить Дегтяря незыблемым правилам матросской этики.
Матросы все возбуждены, если бы не мой приход, – воспитательный процесс шел бы всю ночь, – уже почти 23 часа. Матросы ожидают от меня каких-то немедленных разборок с «гадом»: надо еще проверить его чемоданы. Это – мероприятие на всю ночь, а утром надо работать…
Командую: чемоданы Дегтяря положить на стол посредине кубрика. Дежурный отвечает за их неприкосновенность. Строевое собрание – утром, сразу после завтрака. Сейчас всем – полный отбой, включая Дегтяря и обрадованных владельцев денег.
Матросы сразу успокаиваются: возбужденная толпа, получив четкую и понятную команду, сразу превращается в воинский коллектив. Трагедия закончилась, не успев дойти до суда Линча.
Утром, на свежую голову, начинается уже комедия. Матросы сидят вокруг, Дегтярь с опущенными глазами – рядом со мной – за столом в центре кубрика. Открываю первый чемодан – он доверху забит всякими предметами. Поднимаю первый – дамские перчатки – есть хозяин? Вскакивает матрос Иванов и говорит, что он купил эти перчатки еще в Ленинграде для девушки, но они куда-то потерялись. Отдаю счастливцу перчатки…
«Аукцион» содержимого двух чемоданов продолжается около часа. Своих прежних владельцев обретают: сломанный фотоаппарат, авторучки, открытки, флаконы с одеколоном и без него, станки от бритв, шарфики, носовые платки, детские погремушки, несколько зеркалец и еще масса столь же занимательных предметов. В кубрике царит настоящее веселье. Невостребованной дребедени набирается на половину чемодана.