Под общий хохот вручаю его Дегтярю, а веселящимся матросам объясняю, что клептомания – болезнь. Больной так же нуждается в кражах, как китайцы в рисе. Матросы уже посматривают на виновника смеха даже с некоторым сочувствием: это же надо, – молчаливый «цыганистый» малыш Дегтярь обладает такой экзотической болезнью! Сейчас бить его уже не будут, но и сладкой жизни ему в этой группе не видать никогда: любые пропажи будут теперь автоматически вешать на него. Да и климат в группе будет скверный, если каждый пустяк надо будет прятать под замок. Принимаю решение: переправить Дегтяря в Онохой, куда мне вскоре предстоит поездка. Пусть попытается начать жизнь в новом коллективе с чистого листа…
Глядя на мир, нельзя не удивляться!
(К. П. № 110)
Мне надо ехать в Онохой – маленькую станцию возле столицы Бурятии Улан-Уде. Там мы тоже воздвигаем базу, немного поменьше, чем на Новой. В Онохое надо поставить трубу на котельной, разобраться со сварщиками и помочь в некоторых вопросах по технологии. Иван скрепя сердце отпускает меня. Забираю Дегтяря, отправляюсь в Онохой. Наша стройка там, в прекрасном сосновом лесу, недалеко от станции. На самом въезде стоит памятник «отсутствию памяти» – пятитысячный огромный резервуар, сморщенный как сушеная груша. Сооружал резервуар, по преданиям, Боря Лысенко, будущий главный инженер «десятки». Строили его старым полистовым способом, долго и нудно. Начали испытывать наливом воды: это испытание и плотности, и прочности резервуара, – вода на 20 % тяжелее бензина. Залили, осмотрели – все в порядке. Открыли вентили на слив воды. Пять тысяч кубометров воды сливается долго, поэтому все ушли на длительный обед с последующей сиестой. Часа через три раздался ужасающий грохот, и огромный резервуар сморщился, напомнив наблюдателям, что мы живем на дне воздушного океана, и что воздух не совсем невесомый. При сливе воды забыли всего-навсего открыть дыхательную арматуру, и в резервуаре создался вакуум. Природа, как известно, – не терпит пустоты, и наружный воздух попытался ее заполнить…
Стенки сморщенного резервуара немного растащили тракторами, но его жеваный вид исправить, увы, было невозможно, и он остался назидательным памятником. У Бори пунктик «дыхательная арматура» остался навсегда открытой раной: он теперь по несколько раз напоминает подчиненным об открывании дыхательной арматуры при сливе – заливе резервуаров.
Участком Строймонтажа-11 в Онохое командует гражданский человек средних лет Сазыкин. «Хромой Жора», как за глаза все называют его, – мужик агрессивный, напористый и голосистый. У него в подчинении два офицера и несколько сверхсрочников. Сазыкин сразу набрасывается на меня: сварщики не умеют варить. Мне крыть нечем, да и мои оправдания ему «до лампочки»: нужна работа. Встречаюсь с Кадниковым, моим старшиной на заводе ПТО, где мы готовили сварщиков. Не все так плохо. Вырвались вперед, как у меня Кудра, и пашут в полную силу два наших ученика – киевский радиолюбитель Эдик Граб и бывший новгородский колхозник Миша Пакулев (будущий мичман и воспитатель сварщиков). Почти хорошо получается сварка труб еще у двух матросов.