Мистер Лисс казал парню на крыше:
— Это создание, выглядящее как офицер Бозмен — один из двух видов монстров, которым город позволил себя захватить. Он не из тех, кто поедает людей, и в любом случае, он сломан, он никому не угроза, хотя испытает твой рассудок, если подпустишь его к пианино. Этот совершенно ненормальный ублюдок хочет, чтобы я убил его, потому что его программа не разрешает ему убить себя, но будь я проклят, если убью его, пока он не расскажет нам все, что мы должны узнать, из какого гнезда приходят эти сукины дети, так что мы можем войти и сжечь его. Это — «кто мы», и если «кто мы» недостаточно хороши для тебя, то ты можешь просто сесть в свой «Мерседес-Бенц» и уехать прямиком в Ад.
Намми понял, что у мистера Лисса, должно быть, болела душа за все те вещи, которые продолжались годами, возможно, с тех пор, когда он был маленьким мальчиком. Об этом действительно стоило подумать.
Кажущаяся пустота вверху, безмолвная и темная, снег, материализующийся из этой перевернутой бездны, дома, светящиеся или темные, но в каждом тихо, как в мавзолее, и безлюдная белая улица, на которой пеленающая зима могла заграбастать все пространство, кроме равномерно отстоящих друг от друга уличных фонарей, исчезающих по направлению к другим районам…
Как кромка, коронка и зубцы кольца существуют для того, чтобы показать драгоценный камень, так и Расти Биллингему показалось, что все его чувства, окунувшиеся в эту великолепную сцену, существовали для того, чтобы показать великолепие женщины в центре перекрестка. С расстояния в семьдесят футов, когда он начал двигаться к ней, стоящей посередине улицы, она обещала быть необычайно красивой, и когда он был еще в шестидесяти футах от нее, то знал, что обещание будет сдержано, возможно, более полно, чем он мог представить. Несмотря на то, что это, должно быть, всего лишь обман света фонарей и алмазных нитей снега, она, казалось, излучала свет, светилась изнутри.
Расти был теперь уверен, что она была той, кто кричала, потому что находилась, определенно, в состоянии шока. Стоявшая в снегу намного выше лодыжек, возможно, босая, одетая в короткое шелковое платье, которое не могло обеспечить защиту от ночи, она, казалось, не замечала пронизывающего холода. Она сбежала от чего-то, из дома, расположенного на улице, но сейчас она не бежала к нему, как должна делать испуганная женщина в поисках защиты. Он спросил ее еще раз, что случилось, и на этот раз она даже не попросила у него помощи, просто уставилась на него, как будто в трансе.