, такая же хорошая и счастливая история, как и «Паутинка Шарлотты», бабушка называла это выдумкой, и ни одна выдуманная история не могла когда-либо стать реальностью.
Если Слепок Боза не врал, то бабушка ошибалась. Прежде она не ошибалась ни по одному поводу. Ни по одному чертову поводу. Возможность того, что бабушка могла ошибаться даже по одному поводу, была настолько беспокоящей, что Намми решил больше никогда об этом не думать.
— Франкенштейн? Ты думаешь, я дурак? — спросил мистер Лисс, но его голос не был сердитым, просто любопытным.
— Нет. Ты спросил. Я тебе сказал. Это правда.
— Ты сказал, что ты покорный раб. Ты был создан таким образом. Почему ты должен предавать его?
— Сейчас я сломан, — сказал Слепок Боза. — Когда я увидел то, что увидел Бозмен в момент между, что-то во мне сломалось. Я как машина, в которой с двигателем все в порядке, но передачи больше не переключаются. Пожалуйста, убейте меня. Пожалуйста, сделайте это.
Пианист все еще не поднял взгляд от клавишей, и мистер Лисс смотрел на те плывущие руки, как будто они его заколдовали так же сильно, как загипнотизировали Намми.
Мелодия плавно изменилась и стала еще печальнее, чем первая. Бабушка говорила, что великие композиторы могли построить из мелодии особняки, особняки настолько реальные, что ты мог увидеть в своем воображении комнаты. Намми мог увидеть комнату, которая была этой песней. Это было большое пустое место без мебели, а стены были тускло-серыми, и окна были серыми, потому что они были с видом в никуда.
— Франкенштейн, — сказал мистер Лисс. — Если люди из других миров, то почему бы и не он. Но я не убью тебя. Не знаю, почему. Это кажется неправильным.
Неожиданно старик опустил ружье.
Намми с тревогой напомнил ему:
— Сэр, он убил Боза. Он убьет нас. Он монстр.
— Он был, — сказал мистер Лисс. — Теперь он просто то, что есть. Он увидел слишком многое глазами Бозмена… по ту сторону. Это прикончило его. Я просто чертовски счастлив, что не видел этого. Во всяком случае, он сел за пианино. Если бы это увидел я, что бы там ни было, я, возможно, лежал бы на полу, просто лепетал, как ребенок и сосал пальцы ног. Пошли, Пичез, давай найдем этот снегоход.
Старик отвернулся от пианино и пересек комнату по направлению к коридору.
Намми вышел из комнаты задом, не спуская глаз со Слепка.
Вечернее ток-шоу Мэйсона Моррелла вертелось вокруг советов по отношениям между мужьями и женами, между родителями и их детьми, между супругами и их родней, между братьями и сестрами, между молодыми романтиками, ищущими свою идеальную половинку… Он не был женат, не имел детей, у него не было братьев и сестер, он сменил шесть женщин за последние восемнадцать месяцев. Но он был успешным ведущим ток-шоу, потому что был чрезвычайно уверен в своих суждениях, мог ловко напугать своих слушателей, когда казался их лучшим другом, мог исключительно хорошо подделать сочувствие, был бесстрашным ведущим, который мог не стесняться обсуждать любую тему, не имело значения, насколько возмутительную, и у него был баритон, одновременно и мужественный, и бархатистый.