Он меня знает? Откуда он меня знает? Лицо его знакомо, вот только вспомнить не могу. Такого «жирдяя» я бы всяко запомнил. И «Вязом» меня называли только в школе.
Точно! Вспомнил!
Этого толстяка зовут Макс Громин, по кличке «Громила», но, помнится, в школе его все называли «Громозека». Вот так встреча! Он постоянно с Вершининым и Тощевым тусовался. Эта троица была поперёк горла всей школе. Там Громин и его «компания» не учились, а просто посещали. Учителя, чтоб не портить показатели, ставили по всем предметам тройки, и терпели Громинские «выкрутасы» из-за его отца, который был какой-то шишкой в горуправлении.
Игорь Вершинин, по кличке «Вершина», тощая каланча, баскетбольного роста, которого втихомолку все называли — «Пик коммунизма» и Вячеслав Тощев, с тучной фигурой, полной противоположностью фамилии и прозвищем «Толща», вместе с Громозекой промышляли тем, что отбирали деньги у младших школяров. Часто доставалось и мне, но я с этим не мирился и рыпался в ответ. Потом приходилось молчать и не отвечать на вопросы мамы, скрывая синяки. Не хотелось вмешивать взрослых и прослыть «стукачом».
Объединяло их одно — хулиганство и унижение слабейших, постоянное издевательство над младшими. Если у кого были деньги, то они перекочевывали им в карманы. Школу они так и не закончили, пропав куда-то после девятого класса. Я тогда только седьмой класс закончил.
Передо мной присаживается Истомин.
— Серёга, ты как? Тебя вроде задело.
Провожу рукой под мышкой. Пуля прошла по касательной, не задев даже бронежилет, только пропорола спецуру.
— Нет, я в порядке. Как там Олег?
— Не знаю, — хмуро пожимает плечами Валера, — его уже в больницу увезли.
Вместе смотрим на труп в углу.
— Наручниками приковали. И кто знал, что эта дура с ними заодно? Ну и косяк, мля!
— М-да, — вздохнул Истомин, — а у того типа какой-то супер-пупер броник был надет. По нему из «бердышей» в упор лупят, а ему хоть бы хны. «Зарей» ошеломили, так он к вам улетел.
В комнату врывается подполковник Белкин. Перескакивая через валяющиеся вещи, он подходит к телу девушки.
— Мать-перемать! — Произносит он свою любимую поговорку. — И какого хэ её тут наручниками к батарее пристегнули?
Затем, присев, внимательно осматривает осколки под окном и говорит в рацию:
— Шамаров, пошукай-ка внизу, с западной стороны, «глаз» упавший поищи.
Оборачивается к нам.
— Тот верзила на весь подъезд орал, что закопает какого-то там «Вяза».
— Того верзилу, — поясняю я, — зовут Громин Максим Викторович. Мы в одной школе учились.
— Ясно, — Белкин поднялся, — в рапорте все изложишь. Супермены, мать-перемать!