Уже засыпая, Бет вспомнила, о чем еще она собиралась спросить Софию, и пробормотала сквозь склеенные слюной губы:
— Этот парень, твой ангел… вы опять этим занимались?
— Угу, — задремывая, промычала София.
— И как он?
Не открывая глаз, София улыбнулась:
— Бет… он потрясающий.
— Скажи еще, божественный, — пошутила Бет.
— Да, блин, просто чудесный.
Обе захихикали, соскальзывая в сон, но Бет добавила:
— Что ж, если он хорош в постели… Пусть он даже порождение твоей безумной фантазии, но, полагаю, физическое удовольствие ты все равно получаешь. Похоже, реально тебе повезло больше, чем многим другим.
Пит, явившись час спустя, обнаружил в своей постели спящих Бет, Софию и младенцев посередке. Кого Пит не увидел, так это Габриэля. Тот, положив прохладные ладони на головы возмущенных близнецов, стерег их сон и покой.
София взяла курс на запад, сочиняя и шлифуя свое откровение по пути. Сжевала отвратительный бургер в поезде, заела его большой плиткой шоколада, подумала, не поблевать ли на остановке, но решила продержаться до родительского дома. Дверь открыла мать, встречая распахнутыми объятиями свет в ее окошке, плод ее чрева, — София промчалась мимо в туалет. Будь это мыльная опера, мать сразу бы догадалась: скоро она станет бабушкой. Сью же решила, что ее сокровище страдает от последствий вчерашней вечеринки, и снисходительный папаша, не успела София спуститься на кухню, проворно смешал «Кровавую Мэри», дабы поставить ненаглядное дитя на ноги — на идеально оттянутый носочек София опустошила стакан и уж потом сообщила о ребенке. Сью и Джефф ошалели от счастья — а как иначе, — разволновались, засуетились, скрывая естественное родительское беспокойство. За спиной у Софии они обменивались встревоженными взглядами, радостно улыбались, когда она поворачивалась к ним лицом, — к вечеру беззвучная тревога медленно трансформировалась в подернутую алкогольной дымкой панику.
София сидела в саду, все более дичавшем по мере того, как смягчался родительский нрав. Деньги и появившийся досуг постепенно оторвали Сью и Джеффа от корней старой доброй Англии — штокрозы и наперстянки сменила буйная, своевольная поросль. Среди цветов-самосевов настырно пробивались дикие травы, в самом сухом углу — испанские суккуленты, в самом влажном — новозеландский папоротник. Зеленый, пышный, изумительный сад. София вытянулась в старом полосатом шезлонге, разлеглась на воспоминаниях о школьных каникулах, якобы наслаждаясь вечерним солнышком, на самом деле прячась от родительской растерянности. Она деликатно предоставила им время свыкнуться с новостью, разработать план совместных действий. София давно поняла, что лучше всего отец и мать функционируют в тандеме, а кроме того, когда они разберутся между собой, ей работы значительно поубавится.