Смесь жженой пробки и жирного темного грима, нанесенная на лицо, руки и ноги, превратила меня в настоящую египтянку, изменив почти до неузнаваемости. Платье сидело на мне великолепно — глядя в зеркало, я и в самом деле начинала чувствовать себя настоящей принцессой. Идея моего наряда полностью принадлежала доктору, он же нанял лучшую портниху в городе, чтобы эту идею воплотить.
Когда я в очередной раз прихорашивалась у зеркала, ко мне подошел Боб Дерри, чтобы меня подбодрить. Он заявил, что я «самая миловидная из всех принцесс, которых ему доводилось видеть» и что я «дам сто очков вперед» любой аристократке. Впрочем, его речь была только поводом, чтобы, заглядывая в зеркало через мое плечо, ущипнуть мой зад.
Отпихнув его от себя, я в не допускающих двусмысленного толкования выражениях предупредила его, чтобы он не распускал руки. Меня и без того всю трясло от нервного напряжения, я до крови кусала нижнюю губу, ожидая минуты, когда мне придется выйти на платформу и предстать на суд публики.
Видя мое состояние, Боб пожурил меня за то, что я себя так «накручиваю», и сказал, что бояться совершенно нечего. Однако мои страхи не проходили, и он, чтобы отвлечь меня от них, спросил:
— Тебе не доводилось слышать такой стишок? — И, не дожидаясь ответа, он тихонько пропел мне на ушко следующий куплет:
«Как-то парень-лиходей
Распалил девчонку.
Сердце нежное у ней —
Подняла юбчонку.
Вот заходят на гумно…
А она и шепчет:
«Знаю, что оно грешно,
Но теперь уж все равно,
Так задвинь покрепче».
Я так расхохоталась, что не могла остановиться, и напряжение сразу немного отпустило меня. Если он добивался именно этого, можно считать, что он достиг своей цели, потому что, когда через минуту передо мной распахнули дверь, я выскочила наружу и взбежала на свой подиум с таким чувством, будто ничто в мире меня не беспокоит, и победно повернулась лицом к небольшой толпе, уже собравшейся перед входом в клинику в ожидании обещанной принцессы. Как я и ожидала, часть присутствовавших мужчин принялась насмешливо отпускать разные сальности в мои адрес, но оказалось, что одного высокомерного и спокойного взгляда достаточно, чтобы охладить их пыл и стереть с их лиц глумливые улыбки.
Боб остался стоять у подножия подиума на земле и неистово колотил в огромный барабан. Шум он умудрялся производить совершенно оглушительный, и очень скоро люди, стекавшиеся отовсюду, начали вливаться в толпу, уже глазевшую на меня в моем царственном одеянии. Постепенно толпа разрасталась все больше и больше, и вскоре люди начали толкаться и переругиваться, стараясь занять место поближе к сцене, чтобы как следует разглядеть эту смуглую красотку, прибывшую к ним из далекого Египта.