— Ты без нас что-то здорово распоясался, — говорил вернувшийся с лечения Стуков. — Пеночкин, конечно, липовый коммунист и дрянный рабочий, но тебе, как директору, все же надо обуздать себя и не ронять перед молодыми рабочими.
Гурьян запустил пятерню в густо разросшиеся волосы и сделал удивленные глаза. Он спешил на постройки, а тут задерживали давно забытые мелочи.
— Это он жаловался тебе! Ах, глиста! Ну да, я погорячился, а теперь думаю, что был прав. Сам не работает, мерзавец, и других разлагает. Его шахту и сейчас не можем откопать из прорыва. Надо еще проверить, откуда он запорхнул к нам и что из себя представляет вообще.
Стуков чесал затылок, беспокойно хмурил брови.
— Все это так, но Пеночкин принес заявление за подписью тридцати рабочих, которых ты понужнул бюрократизмом. — Секретарь журил и смеялся маленькими, прячущимися глазами. — Я согласен… Букет самый колючий… нытики, рвачи, лодыри… Но и ты подтянись. Смотри, как мы отшлифовали Рашпиндаева. Понял, парень… Надо иметь подход…
И когда Гурьян шагнул к порогу, Стуков остановил его окриком:
— Бумажник забыл! Твой?
— Нет.
— Чей же?
Он развернул бумажник и вытряхнул. Вместе с залапанными документами на стол тяжело упал объемистый сверток. Бумгга расползлась и перед глазами обоих блеснула зернистая золотая россыпь. Оба долго смотрели в глаза друг другу, а затем Гурьян покачал сверток на руке и, задыхаясь, сказал:
— Верных семьдесят грамм.
Стуков рылся в документах, руки его дрожали, а в глазах сверкнул нехороший огонек. Он поднял голову на скрип двери и встретился с лицом Пеночкина — бескровным лицом мертвеца.
Пеночкин зашатался. Посиневшие губы зашевелились:
— Кошелек оставил… Ах, вон он, кошелек!
Взгляд Стукова присадил Пеночкина на скамью.
— За кошельком пойдешь в контрольную комиссию.
Секретарь презрительно отвернулся и, забрав бумажник, снял телефонную трубку.
Гурьян, перепрыгивая через разбросанные бревна, торопился к плотникам. Кулаки его сжимались и тяжелели.
«Вот где еще коренится хамье», — думал он, представляя провалившегося Пеночкина.
Плотники с криком накатывали бревна на каменный фундамент. Похудевший, с засеребрившимися висками Антропов водил пальцем по чертежу и объяснял открывшему рот Морозову.
— Смотрите, двери мы устанавливаем на девятисотом сантиметре от земли… Считайте, десять, двадцать и так дальше.
— Понял… Вот фокус! Да это я бы и аршином угадал.
Гурьян подал им руку и ободряюще взглянул.
— Дела идут, Виктор Сергеевич?
— Начинаем налаживаться, — ответил инженер. — Если не получится задержки с кирпичом и оконным стеклом, то в конце сентября можем вселить несколько сотен жильцов.