И вот теперь он стоял напротив Камиллы и никак не мог оторвать от нее взора. Девушка сидела в окружении придворных дам, но никто из них не мог сравниться с ней красотой. Оделась она довольно просто: шелковое платье цвета морской воды и кружевная мантилька; кружева немного сползли назад, позволяя любоваться ее белокурыми волосами, на этот раз аккуратно причесанными.
Девушка разглядывала витражи, размещенные на хорах, и, казалось, была целиком поглощена собственными мыслями. Скорее всего, она самозабвенно слушала музыку, ибо временами поворачивалась к большому органу, словно пытаясь разглядеть что-то или кого-то.
Солнечный луч, пройдя сквозь цветное стекло, упал ей на лицо и озарил его поистине небесным светом. Оно напомнило Филиппу один из многочисленных ликов мадонны, которые сегодня с самого утра носили по городским улицам. Впрочем, сравнение это быстро показалось ему ужасно глупым: он отнюдь не собирался чтить ее как святую! Подобного рода воздыхания он оставлял на долю Ландрупсена. Он жаждал совсем другого, гораздо более конкретного, осязаемого… Ему захотелось подойти к девушке и заговорить с ней, однако во время мессы это было невозможно. Приходилось набраться терпения. Д’Амбремон никогда не отличался набожностью; более того, он привык не доверять служителям церкви: люди, проповедовавшие воздержание и целомудрие, внушали ему вполне определенные опасения! Однако он уважал веру других и умел вести себя в храме подобающим образом.
В эти праздничные дни туринцы не только веселились, но и усердно возносили молитвы небесам.
Ведь в повседневной жизни многие как-то забывали о религиозных обязанностях. Люди принимали обеты, щедро жертвовали на бедных, усердно замаливали грехи. Большинство придворных регулярно посещали храмы и часовни, тайно или явно. Некоторые верили глубоко и искренне, другие просто притворялись и ходили к мессе, чтобы показать себя или свое новое роскошное платье.
Однако во время таких праздников, как этот, все население, от мала до велика, от короля до последнего бродяги, объединялось в едином духовном порыве, что создавало совершенно неповторимую, присущую только этим дням атмосферу. Даже самые черствые и закоренелые скептики не оставались равнодушными. Великие пышные торжества, устраиваемые в часть Пресвятой Девы, воздействовали не только на умы, но и на сердца.
Кроме молодого виртуоза-органиста в собор пригласили певчих; сейчас они стояли возле алтаря. Камилла, всегда глубоко чувствовавшая музыку, пребывала в состоянии глубочайшей эйфории; от дурманящего аромата ладана, курившегося во всех уголках храма, у нее кружилась голова. Она думала о юном фон Крюке, который, скрывшись за пультом, доставлял поистине неземное наслаждение всем, кто его слушал. В эту минуту он исполнял произведение своего учителя Баха, и Камилла решила, что это самая прекрасная музыка, которую ей когда-либо доводилось слышать.