— Не знаю, как отец это перенесет. Страшно мне за него. И за тебя страшно.
— А ты не бойся. Я взрослый человек, мама, и могу за себя постоять Я не хочу ни от кого зависеть, даже от вас с папой. Мне представился хороший шанс, и я его не упущу. А еще мне предлагают стать фотомоделью, так, между делом. Там такие бабки платят — с ума сойдешь.
Вечером, за поздним ужином, осторожно подбирая слова, Рита рассказала Шевчуку о новом повороте в жизни дочери. Он угрюмо выслушал ее, отодвинул тарелку.
— Кого мы с тобой вырастили, мать? Шлюху подзаборную, а?
— Неправда, Володя, — резко возразила Рита. — Ты что, ничего не понял? Она и ушла из училища, потому что не захотела становиться шлюхой.
— Разговорчики… Нет, мать. Сейчас такие девочки — ходкий товар. Шоу-балет — одно название. На самом деле это проституция, понимаешь? Я ей все кости переломаю, она у меня потанцует…
— Володя, ради Бога… — взмолилась Рита. — Держи себя в руках, прошу тебя. Она наша дочь, сейчас ей трудно. Мы можем потерять ее, Володя!
— Я уже давно ее потерял, — вздохнул он. — Мы слишком много занимались своими делишками, а она росла на лес глядя. В пятнадцать с половиной — аборт, в шестнадцать с половиной — стриптиз… Лучше бы она умерла маленькой, лучше бы ее дифтерит задушил, чем дожить до такого позора.
— Что ты говоришь! — простонала Рита. — Опомнись, Володя! Разве можно такое о своем ребенке?!
— Это ты во всем виновата, — жестко произнес Шевчук. — Нужно ей было это училище, как рыбе зонтик. Я же говорил: пусть идет в обычную школу. Так ты — нет, загубим талант! Вот и вырастили шлюху. Талантливую…
Пришел Алеша. Открыл дверь на кухню, испуганно спросил:
— Предки, что с вами? Базарите — на первом этаже слышно.
Шевчук не ответил, встал из-за стола, молча прошел в комнату Вероники. Метался там, как зверь в клетке, натыкаясь на стулья. В глаза лезли игрушки, которые он еще вчера, кажется, покупал дочери. Плюшевый медвежонок с оторванным ухом пялился с тахты. Шевчук не выдержал мертвого взгляда стеклянных глаз, схватил медвежонка и зашвырнул за книжные полки.
Как на беду, именно в тот вечер у Вероники была премьера. До одиннадцати девочки танцевали в ресторане, затем перешли в ночной клуб. Им сшили эффектные костюмы, скорее обнажавшие, чем прикрывавшие юные гибкие тела, подвыпившая публика встречала группу одобрительным гоготом и аплодисментами. В четыре утра танцовщиц на машинах развезли по домам.
За это время Шевчук успел довести себя до белого каления, остыть и снова закипеть. Рита с трудом уговорила его принять валокордин и валидол. У нее самой ужасно болела голова, звенело в ушах. Звук был такой, словно топят печь сырыми осиновыми дровами; казалось, что в мозг ввинчиваются маленькие острые сверла. Она туго обвязала голову платком и сразу словно постарела на десяток лет.