— Он прав, — ответил Дикинс. — Это было бы непростительно, разговором:
— О чем вы говорите? Зачем мне надо было тянуться?
— Я сказал им, как ты огорчилась из-за того, что не удалось спасти Броадмена, — начал Чаки, но Дикинс прервал его:
— Спасать людей — это не наша работа, точно так же, как и толкать их.
Уоллес не совсем понял эту мысль.
— Ты бы не стала сталкивать его, правда?
Но Гейл ответила лишь на первоначальный вопрос Дикинса:
— Я не сказала, что считала необходимым спасти его.
— Разве нет? — удивился Уоллес.
— Я сказала, что можно было подумать о том, чтобы спасти его.
— Какой в этом смысл? — спросил Дикинс.
Этот вопрос мучил Гейл с самого момента самоубийства Броадмена. Могла ли она чему-нибудь помочь ему, предотвратить его прыжок? Может быть, найти подходящие слова? Проявить к нему больше сочувствия? А если бы ей удалось помешать Броадмену совершить самоубийство, какой в этом смысл? В конце концов, у человека всегда есть тысяча других возможностей, чтобы покончить с собой.
— Тогда бы я больше была похожа на человека в собственных глазах, чем на циничного репортера с каменным сердцем, — медленно произнесла она.
— И был бы неплохой репортаж с интригующим названием «Женщина репортер спасает самоубийцу-миллионера». Вряд ли это было бы профессионально, — съязвил Дикинс.
Гейл покачала головой:
— Ты просто терпеть не можешь сенсационные истории.
Дикинс проворчал:
— Ты села на свой билет.
Гейл вытащила из-под себя конверт с билетом на самолет.
— Билет? Какой билет? — спросил Уоллес, который всегда узнавал новости последним.
— Она улетает в Нью-Йорк получать премию «Серебряный микрофон», — Дикинс хотел сказать это с ноткой гордости, но у него не получилось.
— Серебряный микрофон! — с энтузиазмом присвистнул Уоллес. — Ты затмишь нас своей славой.
Гейл вновь покачала головой.
— Но я еще не получила эту премию. — Взяв билет, она стала внимательно его изучать. — Вижу, что ты взял мне обратный билет на рейс через час после торжественного вручения премии, — сухо заметила она Дикинсу. Мерзавец, он побоялся дать ей лишнюю минуту, несмотря на то, что ей придется получать награду для студии.
— Через час? — возмутился Уоллес. — Дик, ради Бога, ну дай ей провести вечер в Нью-Йорке, давай поселим Гейл с ее парнем в хорошем отеле.
— Она рассталась со своим парнем. Послушай, малышка, нам надо, чтобы ты поскорее вернулась обратно и продолжила расследование этого самоубийства, взывая к чувствам людей бессердечной столицы, — сказал Дикинс с саркастической улыбкой.
Гейл Гейли с отвращением сморщила носик. Она прекрасно понимала, на что намекает Дикинс: