— Издательство «Литтл Браун» отвергло его книгу, и он во всем обвинил меня. Он сказал, что мои поправки сделали его роман бессмысленным, и отказался выплатить мне вторую часть гонорара. Ленглей залпом осушил стакан.
— Боже, какая несправедливость!
— Я с самого начала знал, что он жулик, но пока я работал над его романом, я был уверен, что смогу заново начать карьеру и помочь моим бедным девочкам. Сейчас у меня совсем не осталось надежд. Никаких! — Ленглей всхлипнул.
Гонора крепко сжала руку отца. Его ладони — хрупкие, с длинными пальцами — напоминали ее собственные.
Ленглей отвернулся. Его взгляд рассеянно скользил по апельсиновым деревьям за окном.
— Я написал Мортимеру Франклину Смиту, ты должна его помнить. Он владеет издательством «Брайтон-хаус». У них сейчас есть вакансия как раз для человека моей квалификации.
— Ты хочешь уехать в Лондон? — Гонора зябко передернула плечами, вспомнив их холодную, как погреб, квартиру.
Ленглей заходил по комнате.
— Вот так обстоят дела, моя португалочка. Я вынужден вернуться. У меня нет денег, чтобы жить здесь.
— Это не проблема. Курт оставил мне достаточно денег.
— Я не могу жить на твои деньги.
— Папа, ты говоришь глупости. По крайней мере ты должен остаться здесь до следующего месяца, а там, глядишь, Курт вернется.
— Мне бы очень хотелось быть с тобой, когда мой первый внук появится на свет, — лицо Ленглея приняло страдальческое выражение, — но такой случай бывает раз в жизни. Я не могу упустить этот шанс.
Гонора молча кивнула.
— Гонора, — продолжал Ленглей, — между нами не должно быть никаких недоразумений. Я не возьму у тебя ни пенни, пока мы не договоримся о процентах. Между нами должно быть деловое соглашение. Это мой долг чести.
Как часто Гонора слышала от отца эти слова там, в Лондоне. Ведя деловые переговоры по телефону, Ленглей всегда ссылался на долг чести.
— Но ведь я твоя дочь, — сказала она тихо.
— Я просто хочу занять у тебя деньги под проценты. — В голосе Ленглея чувствовалось раздражение, его взгляд блуждал, избегая взгляда дочери. — Меня бы устроила тысяча. Не фунтов, конечно, — добавил он поспешно, — долларов.
— Тысяча? — едва слышно переспросила Гонора.
— Ну да. Если ты можешь одолжить мне больше, я не буду возражать. Тогда бы я смог купить билет второго класса вместо третьего, да и вообще…
Самая большая сумма, которую Гонора видела за последнее время, была проставлена на чеке доктора Кепвелла — триста долларов. Сколько же денег осталось на ее счете? Гонора не была сильна в арифметике и сейчас силилась подсчитать в уме, сколько у нее денег в банке. Кажется, около тысячи двухсот долларов. С видом побитой собаки Ленглей наблюдал за дочерью. Гонора продолжала размышлять. Курт должен вернуться через две недели. Она вполне проживет на оставшиеся двести долларов.