Каждое утро Степан приходил осматривать расставленные капканы и по следам на снегу читал как по писаному все, что случилось около них за ночь.
Вот глупый заяц осторожно пробирался по тайге, поглядывая по сторонам косыми глазами. Вот он подпрыгнул, помчался широкими пугливыми скачками, не разбирая пути. Тихо ночью в тайге – видать, треснул сук, вспугнул косого. Гоп! Метнулся заяц, утонули с размаху передние лапы в пушистом снегу – и прямо угодили в стальной рот. Долго бился заяц, весь снег кругом примял, пока не затих без сил.
Вот веселая белка беспечно спустилась с дерева на снег, чтобы живо перебежать по нему до другого дерева. Скачок – и щелк! Стальные тиски схватили темное тельце.
Вот осторожный колонок почуял на двойной полосе в снегу терпкий запах лошадиной шкуры, которой подбивают лыжи, чтобы не скользили с гор. Колонок пошел вдоль полосы, нашел конец ее, хотел перебежать по ровному, взрыхленному снегу – и щелк! Стальные челюсти, неожиданно выскочив из-под снега, сомкнулись у него на горле.
Не раз Степан находил захлопнувшийся капкан, а рядом с ним круглые следы крупного хищного зверя. Смелая рысь таскала у него из-под носа добычу, съедала ее тут же, где-нибудь рядышком на дереве.
А то раз нашел Степан в капкане соболя среди целого семейства жадных до падали воронов. Шкурку его пришлось бросить – от нее остались только жалкие клочья. Много добычи потратили мыши.
Один из капканов совсем исчез из снега, и Степан долго не мог обнаружить вора. Только забравшись глубоко в тайгу по следам рыси, он увидел свой капкан в снегу под кедрами. Тут он понял, что сильная кошка, попав лапой в капкан, потащила его с собой в чащу и там зубами и когтями оторвала его от своей окровавленной, искалеченной лапы.
Только Аскыр далеко обходил все подозрительные места, и капканы Степана, расставленные под каменной россыпью, по-прежнему оставались пусты.
Тогда охотник пустился на новую хитрость: он решил взять зверька лакомой приманкой. Авось польстится.
* * *
Аскыр выходил теперь из россыпи только с темнотой. Он осторожно пробирался в кедрач и там охотился. Но едва до него доносился запах человека, он, не раздумывая, скакал прочь и так каждый раз счастливо избегал опасности.
Все шло благополучно, пока однажды ночью он не нашел в тайге мертвого рябчика. Рябчик лежал на нижней половине расколотого пополам обрубка дерева. Верхняя половина обрубка одним концом была приподнята над рябчиком легким колышком. Рябчик лежал как бы в деревянной пасти.
Аскыр, конечно, и не подумал сразу броситься на добычу. Ведь птица была мертвая, улететь она не могла. Аскыр потянул носом воздух. Человеком не пахло. Был, правда, запах незнакомой шкуры, где-то рядом, но такой слабый, что на него можно было не обращать внимания, – человек прошел здесь очень давно.