О, как она была беззащитна, и как разжигала до боли, до безумия меня эта беззащитность!
Всю дорогу я держал себя как будущий «строгий барин». Я не позволял с ней ни малейшей вольности, ни малейшей шутки. Я играл в дьявольскую игру. Она начинала приходить в себя, приободрилась. Я видел это.
«А вот постой, – даже холодея весь от волненья, повторял я про себя, – постой, дай только привезти тебя!»
И я исполнил то, что хотел!
Послушайте, господа. Мне двадцать пять лет. Всю свою жизнь – вы знаете теперь это – я безудержно разнузданно, извращенно мечтал о женщинах. И вот только в первый раз в руки мои попала женщина, которая из страха выносила все, что я хотел. И, главное, которая не стала трупом для меня после первого же прикосновения и как это всегда бывало с прочими. Господа, поймите и… нет, не простите, какое там прощение, а признайтесь, вы-то на моем месте как бы себя чувствовали, а?
Все таковы, все таковы – никому не верю!
Почему она не стала противна мне с первой ночи? Потому что была красавица? Вздор! Я видел красавиц и раньше. Я не могу дотрагиваться без отвращенья ни до чьей «говядины». Почему же она, почему?
Может быть, перед тем как окончательно и навсегда погрузиться в ту бездну, в которой я теперь доживаю свою жизнь, мне нужно было выбросить вон ту каплю жизни, пустой, животной, но все же жизни, которая таилась во мне.
Не знаю! Знаю только одно, что этот один месяц, который я прожил с Марфой, был сплошным кошмаром, безумием, каким-то вихрем дьявольским. Все двадцать пять лет жизни я взял от этого месяца!
«А взамен отдал последнюю жизнь свою», – скажет какой-нибудь чистенький моралист.
Э, наплевать! кому и на что она нужна; разве такая жизнь могла спасти меня?
Итак, она была со мной, она была у меня! О будущем я не думал и не мог думать.
Со дня приезда ко мне Марфы я не выходил из дому. Ни разу не был я и у Верочки. Можно сказать, что я ни разу даже не вспомнил о ней.
Я не испытывал никаких «угрызений», никакой жалости, никаких вообще «сантиментальных» чувств. В простонародьи про меня сказали бы, что я «осатанел». Именно осатанел! Если бы кто-нибудь мне тогда сказал про Верочку, очень возможно, что я сразу даже не сообразил бы: о ком, собственно, речь. Не преувеличивая говорю.
И вдруг Верочка сама пришла ко мне.
Видимо, она ничего не знала, она так радостно улыбнулась мне, снимая свою маленькую круглую шляпку.
Я стоял посреди комнаты.
Верьте, о, верьте, что я пишу здесь сущую правду! Пусть уж всякие там специалисты да «рецензенты» копаются и выискивают «литературные» промахи, а пошлые трусливые люди, бездушное ничтожество, спешат скорее назвать меня дегенератом и успокоиться, забиться глубже в свою конуру!