Она стремительно подготовила шприц и всадила Клычову в вену. Он уже смотрел, как было приказано, на врача, но еще бессмысленно.
– Что произошло? – врач обернулся к дверям, в которых торчали рожи дебильных охранников.
– Да он всё кому-то звонил, звонил, а потом вот… ёхнулся!
Врач оглядел рожи коллектива ЧОПа, секретаршу, которая жеманно заламывала руки.
– Да-a, паноптикум тут у вас… Принесите из машины носилки, я его забираю. Надо стационарно исключить гипертонический криз.
В машине, по пути в клинику, Клычов пришел в себя. Схватил врача за руку, страдальчески сказал:
– Я потерял его… Опять потерял. – И тихонько, по-бабьи, завыл.
– Чего потерял-то? – задушевно спросил врач.
– Чемодан… Два миллиона евро… Он артист, понимаешь? Он то просто человек, то р-раз и – Сталин…
– Ничего, – утешил врач. – Подлечим, успокоим. Будешь жить-поживать, потихоньку искать чемодан с евро… Может быть, даже Сталина найдешь.
Ройзман шел с докладом к Лядову. Он уложился в два дня против оговоренных четырех, позвонил Лядову, сказал, что все готово.
– Бегом ко мне! – сказал Лядов.
Было чудное утро. Ефим Моисеевич решил прогуляться, шел неторопливо по проспекту, глазел в витрины, любопытствовал на женщин, иногда одобрительно покачивая головой, щурился на солнышко. Папку с генеалогическим компроматом он крепко прижимал к груди.
Лядов оценил Ройзмана в новом одеянии – в пиджаке а ля смокинг, лакированных туфлях, задержал взгляд на «дирижерской» малиновой бабочке. Бросил насмешливо вместо приветствия:
– Стахановец! Ну, давай посмотрим, что ты там нарыл.
Ефим Моисеевич неторопливо, оттопырив мизинцы, развязал тесемки конторской папки, торжественно положил перед шефом три страницы, сжатые скрепкой. При этом у него был вид победителя. Лядов взял текст осторожно, пугливо держа его подальше от глаз, словно не знал, что это сулит ему – указ о награждении орденом или приговор суда о высшей мере наказания. Начал читать… На лице его, сменяя друг друга, возникали паника, страх, изумление, ужас. Читая, он в какое-то мгновение вскинул глаза на автора генеалогического компромата и тут же уткнулся обратно в текст, но Ефим Моисеевич успел заметить: взор шефа был безумным – Ройзман даже отпрянул на стуле, будто на него замахнулись. И понял – его работа произвела на Лядова неизгладимое впечатление!
Лядов прочитал текст. Положил его перед собой. Опять взял, пошарил взглядом по строчкам, и, наконец, уставился на Ефима Моисеевича.
– Охренеть! Ты… Ты знаешь, кто? Ты хуже киллера! Тот убьет, и делу конец, а ты… Если это озвучить – как человеку потом с этим жить? Лучше пулю в лоб!