Вика разозлила меня. Не потому, что хотела убить: на эту попытку она имела право. Право, данное ее любовью к Белке.
И все-таки – сука! Я вспомнил, как она пришла ко мне той ночью, как смеялась, когда я сказал ей, что у меня есть женщина, которую люблю. Делала вид, что не понимает, о чем речь. Ложь, сплошная ложь. Мы, огрызки человечества, словно договорились лгать, скрывать свои истинные чувства. Я вспомнил себя, Русские Джунгли, каких усилий мне стоило признаться Марине в том, что я – человек. Ведь быть человеком – это слабость, а слабому не удержать Теплую Птицу. Вот только живет ли Теплая Птица в грудных клетках «сильных»?
Вика любила Белку. Я люблю Марину.
Серебристая Рыбка.
– Андрей!
Кто-то зовет, и я просыпаюсь.
Тишина.
– Андрей!
Марина, ты?
Она входит, садится на кровать. Волосы распущены, лицо осунулось, но в глазах – радость.
– Андрюша.
Мягкая рука треплет мой чуб. Я ловлю ее, прижимаюсь щекой.
– Марина, ты пришла.
Она улыбается.
– Да, Андрюша. Но не одна.
– Не одна?
Марина кладет мою руку себе на живот.
– Он – там.
Я смотрю на нее, ничего не понимая.
Марина смеется.
– Это чудо, Андрей. Он – там, наш малыш. Я точно знаю. Он там, – единственный ребенок в Русских Джунглях.
Ребенок… Я видел детей во сне, никогда – наяву. Ребенок… Он такой маленький, такой беспомощный. Ему нужна защита, нужна любовь. Он мой. Мой и Марины. И – Русских Джунглей.
– Андрей…
Марина обнимает меня, проводит прохладной ладонью по щеке. Исчезает.
Тишина.
На площадке перед административным зданием толпятся стрелки. Разговоры, смешки, ругань. На эшафоте – черный крест. На одной стороне креста – тело женщины. Ветер треплет обрывки одежды.
Христо стоит на высокой шаткой скамейке, на шее – петля; слабые ноги заметно дрожат. Он смотрит прямо на меня. Неуютно… Стыдно…
– Кончайте уже с ним! – орет кто-то.
Христо негромко – я уверен, что кроме меня, его никто не слышит:
– Будущее не зависит от тебя.
Скамейка опрокидывается, Христо устремляется к земле, но веревка останавливает его, подкидывает немного вверх. Он подергивается под улюлюканье толпы. Замирает.
Темнота. Тишина.
– Ахмат!
Открываю глаза, вижу склоненного надо мной отца Никодима.
– Пора. Лорд-мэр ждет.
До административного комплекса мы дошли молча. Отец Никодим теребил бороду. Автоматчики посторонились, пропуская нас в длинный коридор, пахнущий пылью и крысиным пометом. Подошвы глухо стучали по доскам.
Коридор закончился широкой лестницей. Отец Никодим стал подниматься по ней, я – следом, догадавшись, что мы из одноэтажной пристройки перешли в пятиэтажную башню.