– Политика – дело грязное, – вмешалась молчаливая старушка, вдова погибшего разведчика. – Дай нам власть и вы развалите государство.
– Куда уж его разваливать! – вздохнул недобитый белогвардеец.
– Вы липутка, вы милый, – сказала старушка Клячкину, – но не обольщайтесь.
– Мы – пушечное мясо, мальчики для битья, – разволновался Клячкин.
– Какие рассветы, а-а-а, какие закаты, о-о-о! – тихо произнесла старушка. – Снег – это как советская власть – его убираешь, а он идет. То же и с дерьмом. Вам не приходилось работать ассенизатором? – обратилась она к Федоту.
– Нет, – Федот смешал вермут с водкой, – меня использовали как грубую рабочую силу. На мне пахали.
В ванной Федот подставил голову под холодную струю, вытер голову полотенцем. Из зеркала на него смотрело мятое, стариковское лицо.
63. День прибавляется на воробышиный шаг. Шум весеннего леса усыпил Тимошу, Федот поставил коляску так, чтобы его не разбудило солнце, и сел на березовый пень.
Отвечаю я цыганкам: «Мне-то по сердцу
К вольной воле заповедные пути,
Да не двинуться, не кинуться, не броситься,
Видно, крепко я привязан – не уйти», —
напевал он, прикрыв лицо ладонью.
В просветах меж берез серебрилась холодная река, прозрачные, чуть зеленоватые ивы неподвижным облаком застыли на горизонте. Тимоша с наслаждением посасывал импортную соску.
Вдруг кто-то закрыл Федоту глаза ладонями.
– Аня! – выдохнул Федот.
– Она самая, – ответила Аня и отняла ладони.
– А ты, Анечка, и впрямь думаешь, что мама под поезд попала? – спросил Федот.
– Мы с вами все знаем, – ответила Аня, – а что молчим – так оно лучше. В словах все разбазарится, и станет пусто. Хорошо здесь! – вздохнула Аня. – Впереди столько тепла. Поросята, и те расхрюкались. Побегу, – Аня чмокнула Федота в проплешину. – Молоко в холодильнике.
Солнце переместилось, и Федот передвинул коляску.
– Жили-были такие существа, – рассказывал Федот спящему Тимоше. – Ходили на двух ногах, а на голове носили шляпу с дыркой. А в дырке лежали белые камни. Опустишь в нее что-нибудь, камни начинают тереться друг о друга, пока не разотрут все в порошок.
Федот повертел в руках старую дырявую шляпу и забросил ее на пролетающее облако.
64. Все в мире непрочно, как сон мимолетный.
– Да здравствует сегодняшнее послезавтра! – поприветствовал Федота Иван Филиппович. – Ты что-то совсем работу забросил, – пожурил он его по привычке и осекся. – Федот, ты ли это?
– Я, но целый, – сказал Федот и помахал руками.
– Попозируй для «Голубя мира», – попросил Иван Филиппович, – заказ горит!
– А птицу Феникса не хочешь?