— Ты знал профессора Дандюрана из Пуатье? — поинтересовался я.
— Его дочь вышла за моего друга.
— За Петреля?
— Да. Первоклассный парень. Жан Поль, их сын, дружен с моей дочкой.
— Робер Дандюран несколько недель назад утонул в пяти километрах отсюда, у самой плотины.
— Сын старика Дандюрана?
— Думаю, да.
— Никогда не знал, что у него был сын. Несчастный случай?
— Самоубийство.
— Мне его сестра ничего не сказала. Правда, они все лето в Дьеппе. У них великолепная вилла на высоком обрыве над морем.
— Как ты думаешь, можно с нею встретиться, когда она вернется?
— Нет ничего проще. Я приглашу поужинать их и тебя с женой. Они возвратятся в Париж в середине сентября.
В следующую среду пришлось поехать к больному, живущему как раз напротив лавки Люлю. Было три часа. Люлю в лавке разговаривала с клиенткой и увидела меня через витрину. Я уже не мог не зайти. Она показала глазами на ателье, сказав:
— Я сейчас приду, Шарль.
Не знаю, почему я уставился на Аделину, которая сшивала две разноцветные ленты. Она подняла голову и, похоже, была удивлена, то ли увидев меня здесь — я вошел бесшумно, — то ли выражением моего лица. Каково было это выражение и вообще о чем я думал — сказать не берусь. Кажется, я улыбнулся ей, она в ответ тоже. Сегодня Аделина была в рабочем халате. На улице лило как из ведра. Мадемуазель Берта, словно упрекая, спросила:
— Вы не присядете?
Не понимаю, что мне пришло в голову. Остальные мастерицы стояли спиной ко мне. Слышно было, как Люлю провожает клиентку к дверям. Глядя Аделине в глаза, я беззвучно, одними губами, выделяя каждый слог, выговорил:
— Суббота?
И повторил еще дважды:
— Суб-бо-та?
Аделина поняла и в знак согласия опустила ресницы. В лавке я пробыл всего несколько минут. Мне стало стыдно перед Люлю за то, что я сделал. Я пообещал зайти завтра вечером, но когда пришел, они играли в белот вчетвером и попивали «бенедиктин». В гостях у них были Розали Кеван, на дряблое тело и красные глаза которой тяжело было смотреть, и какая-то женщина средних лет, представленная мне не то как Музон, не то как Нузон.
Люлю дала мне понять, что ей страшно жаль и она просит прощения. Правда, пробыл я там достаточно, чтобы не создалось впечатления, будто я сбегаю. Было еще только девять, и домой возвращаться не хотелось.
Включая зажигание, я еще не знал, куда поеду, и вдруг направил машину на улицу Клиньянкур. Я подумал, что там, наверно, не так уж много меблирашек, вроде тех, которые описала Аделина, и что, возможно, она дома.
По случайности я с первого раза остановился у нужного дома.