Но я не стал звать Сеида Мустафу, а вместо этого поцеловал Нино.
— Ты для этого приехала сюда?
— Нет, — просто сказала она.
— Тогда объясни мне кое-что.
— Что?
— Почему в ту ночь, сидя на коне Сеида, ты не произнесла ни слова?
— Из гордости.
— А сейчас почему ты здесь?
— Тоже из гордости…
Я взял ее руку и стал нежно перебирать тонкие пальчики.
— А Нахарарян?
— Нахарарян? — тихо переспросила Нино. — Не думай, что он увез меня против моей воли. Я знала, что делала, и считала, что поступаю правильно. Потом я поняла, что ошиблась, но это не снимает с меня вины. Во всем была виновата я, и я должна была умереть. Вот почему я тогда молчала, поэтому и сейчас я приехала сюда. Теперь ты знаешь все.
Я благодарно поцеловал ее теплую ладонь. Нино говорила правду, хоть и знала, что эта правда может ей дорого обойтись.
Она встала, грустно, словно прощаясь, обвела взглядом комнату.
— Теперь я вернусь домой, — проговорила она. — Тебе совсем не обязательно жениться на мне, — напряженно улыбаясь, добавила она, — я уезжаю в Москву.
Я подошел к двери, приотворил одну створку. Сеид Мустафа все так же сидел, поджав ноги, и поигрывал пистолетом. Талию, его обтягивал неизменный зеленый пояс.
— Сеид, — громко сказал я, — позови сюда муллу и одного свидетеля. Через час я женюсь.
— Муллу звать ни к чему, — отозвался мой друг, — я сам женю вас, у меня есть такое право. Нужны будут только два свидетеля.
Я закрыл дверь. Нино сидела на кровати, рассыпав по плечам густые черные волосы.
— Подумай, что ты делаешь, Али хан, — смеясь, сказала она. — Ты женишься на распутной женщине.
Я лег рядом с ней, и мы крепко обнялись.
— Ты, в самом деле, хочешь жениться на мне? — прошептала она.
— Да, если ты согласишься стать моей женой… Потому что я теперь кровник, и враги ищут меня.
— Знаю. Но сюда они не доберутся. Давай останемся здесь.
— Что ты говоришь, Нино? Ты хочешь остаться здесь? В этой дыре, без дома, без услуг?
— Да, — отвечала она. — Я хочу остаться здесь. И ты должен оставаться здесь. Я стану вести хозяйство, печь хлеб и буду тебе хорошей женой.
— А не соскучишься?
— Нет, — ответила Нино. — Ведь мы будем спать под одним одеялом.
В дверь постучали. Я оделся. Нино накинула мой халат. В комнату вошел Сеид Мустафа в сопровождении двух свидетелей. Сеид уселся на пол, достал из-за пояса бронзовую чернильницу, на крышке которой было выгравировано: «Лишь путем, указанным Аллахом». Положив на левую ладонь лист бумаги. Сеид обмакнул в чернила камышовое перо и красивым, торжественным шрифтом вывел: «Во имя Аллаха всемилостивого и милосердного». Потом он обратил лицо ко мне.