– Слушайте, генерал, – сказал он, – вы можете понять все, что я говорю?
Я кивнул головой.
– Вы уже на выздоровлении. 70 на 100, что вы уже выскочили. А я… я умру. Вчера я чистил язык вашему умирающему товарищу, генералу Веверну (он раньше меня командовал моей батареей), и он укусил меня за палец. Я знаю, через восемь дней сыпняк, мое сердце хуже вашего. У меня в Батуме осталась дочь… и ни копейки денег. Сделайте все, чтоб доставить ее сюда и не дать ей погибнуть.
– Даю вам слово, доктор…
Я исполнил свое обещание: в день смерти доктора Кроля в газетах появился его некролог, моя благодарность моему спасителю и подписной лист, где я подписал его дочери 500 рублей – это было все, что оставалось у нас с Алей. А профессор Тиханович встретил и устроил осиротевшую девушку… Были эпизоды и в другом роде.
– Зайка! Помнишь нашу старинную знакомую, молодую сибирячку, учившуюся на инженерных курсах?
– Еще бы! Ведь она гостила у нас на Заротной.
– Она здесь, была замужем за доктором, с которым была тогда помолвлена. Теперь он скончался от холеры. Она хотела бы тебя видеть.
Передо мной молодая, цветущая дама. Вся в черном и в слезах…
– Зинаида Васильевна!
– Иван Тимофеевич!
Я совершенно не отдавал себе отчета в своих словах. Не знаю, как у меня вырвалось.
– Не волнуйтесь, мы вас выручим. Аля не могла удержаться от смеха.
– Ну и Зайка! Глаза лихорадочные, на голове повязка с ослиными ушами, а тоже собирается кого-то выручать!
Какое было для меня счастье, когда меня взяли из госпиталя и перевезли в богатую квартиру Аветисова, где, за неимением свободной комнаты, меня рядом с моей Алей поместили в огромном салоне, убранном картинами и портретами. Сам хозяин приходил временами любоваться то на одну, то на другую.
– Смотрите, генерал, – говорил он, – это копия с известной картины «Нильская невеста»! Это эскиз, картина не закончена. А глаза! Взгляните, какие у нее глаза!
Он глядел в кулак, как в подзорную трубку.
– Смотрите так! Она ведь как раз напротив вашей кровати… Видите, какое выражение! В них видна безумная тоска и глубокое отчаяние…
Если б я был там, подле нее, я бы умер, но не отдал ее проклятым чудовищам. Ах, если б милым, чудным Божьим созданиям угрожали только крокодилы! Но чья рука могла бы спасти их в проклятой трясине растления и разврата…
Перед болезнью мы с Мишушей были в госпитале, где поправлялся от тифа Ася, сын моего брата Володи. Он показывал мне письмо, полученное им через руки от отца, оставшегося в Петербурге… «Слышал о твоем замечательном хладнокровии», – писал он своему первенцу…